Отзвуки ярости
Шрифт:
– Парень помогает?
– Совсем сама. Я работаю, - и добавила.
– Я музыкант.
Добавила я зря.
Её пальцы сжались так, что газета жалобно хрустнула.
– Так это ты что ли не даёшь мне спать?! Ни утром не выспаться, ни днём вздремнуть! Только лягу прикорнуть на минутку, успокоить нервы, как твоя труба начинает орать на весь этаж. У меня уже мигрени начались от этого завывания...
Закрывшиеся за нами двери лифта не давали никакой возможности спастись.
– Ты прекращай, - перешла к
– Не одна живёшь, люди отдохнуть хотят, не имеешь никакого права.
Вот это было откровенной ложью. Любой музыкант знает про закон о тишине. Отлично знает.
– Я играю только в разрешённое время, - начала я, - и у окна, далеко от смежной стены. И не настолько громко.
На этом запал у меня кончился.
Бабка, комкая газету, возмущённо уставилась на меня. Не нужно было с ней спорить. Зачем я это сказала? Молчала бы и кивала в такт...
Двери лифта наконец открылись
– Простите...
– выдохнула я, подаваясь к своей двери.
Замок, как назло, снова заедал. Я боролась с ним, надеясь, что соседская ссора закончилась и сейчас я спрячусь в тихой квартирке. Но бабка решила оставить последнее слово за собой.
– Не хами мне! Я тут сорок лет живу, пожалуюсь хозяевам, и вылетишь на улицу со своей трубой!
Нужно было сдержаться, но второй раз подряд я этого вынести не могла.
– Саксофон!
– мой голос эхом разнёсся по площадке.
– Совсем разные вещи!
Ключ наконец-то провернулся. Я нырнула за свою дверь.
Крок ждал меня на подоконнике. Солнечный свет прямоугольником падал на линолеум. Я могла бы сыграть его, светлый и невесомый, но тогда бабка бы точно взбесилась.
Я решила не связываться.
Снимая с плеч футляр, я поймала себя на мысли, что впервые хочу назад домой.
Весь вечер я нервно ходила по квартире в наушниках, ожидая страшного. Постоянной долбёжки в стену или по батареям, возвращения соседки, ссор, криков, но ничего не было. Я только зря нервничала.
Ничего не было и в следующие несколько дней. Я работала - ездила к нескольким ученикам для уроков игры на саксофоне, репетировала, слушала записи Лестера Янга. Ко мне даже разок приехали родители, чтобы ужаснуться, в насколько тесной квартирке я живу. И я всё ещё здоровалась с бабушками у подъезда, вежливо, как могла, улыбалась свой соседке. Всё могло бы наладиться. Но нет.
Я возвращалась с занятия на другом конце города. Футляр с саксофоном оттягивал плечи, пакеты с продуктами - руки. Ключи лежали в кармане чёрной кожанки, и мне пришлось поставить пакеты на пол у подъезда, чтобы достать их.
Бабушки зашептались за спиной. Связка зацепилась за подкладку, натруженные плечи и ладони болели. Я дёргала ключи, слепо уставившись в дверь, а бабки всё шептались, и шумели машины на проспекте, а снизу послышался тихий жалобный мяв.
Это
Ещё раз дёрнув за ключи, я опустила глаза. Котик. Грязный рыжий котик с тонким белым хвостом. Он пищал на высокой ноте, жался к двери подъезда и смотрел на меня.
У меня никогда не было кота. Мамина аллергия не давала завести, но я всегда хотела рыжего и зеленоглазого, с большими ушками.
– Опять какая-то кошка принесла, зассыт тут всё, - выдала моя соседка.
– А ну, кыш отсюда!
Котик не слушал. Он смотрел на меня теми самыми зелёными глазами.
Это была судьба.
Ключи чуть не порвали подкладку кожанки. Нести оба пакета в одной руке было ещё тяжелее, но другой я прижимала к себе котёнка. Бабки даже не успели возмущённо охнуть, когда я с металлическим грохотом захлопнула дверь подъезда.
Оказавшись у меня на руках, котик перестал плакать. Мы ехали в лифте, а я думала, что если покупать меньше косметики и пирожных, смогу позволить себе кота. К тому же, я бы стала ещё более независимой.
А пока нужно было покормить котика и созвониться с знакомым ветеринаром. Кажется, у нашей второй скрипки жили три или четыре кота, и она могла поделиться номером.
Через пару часов я расчехлила саксофон. Пока безымянный котик лежал на подоконнике.
Я, не без пары царапин, вымыла его, осмотрела и напоила молоком. К ветеринару получилось записаться только на завтра, но котик и сейчас выглядел довольным жизнью.
Я открыла окно, впуская в комнату свежий воздух. Глубоко вдохнула, отыскивая внутри себя начало мелодии.
Котик открыл глаза и навострил уши. Кажется, у меня появился постоянный слушатель.
Снова раздался стук в стену, но я не обратила внимания.
– Они меня с ума сведут, - жаловалась я Нине через пару дней.
На её любимой чёрной рубашке разошёлся шов, и мы уже час ходили по магазинам, подбирая замену.
– Играю, им не нравится. Завожу котика, им не нравится.
– Играть имеешь полное право с девяти утра до десяти вечера, - протянула Нина, перебирая вешалки.
– Точно?
– Даже мой сын про это знает, - она критически осмотрела одну рубашку с кружевом на рукавах, и повесила назад.
– Как кота решила назвать?
Я пожала плечами.
– Никак не могу придумать. Пока он просто Котик.
– Ты - сама оригинальность.
Она сняла одну рубашку с вешалки и пощупала ткань.
– Как тебе?
– Вроде нормально...
– Вот и я не знаю, - Нина продолжила рыться в чёрных тряпках, а я опёрлась о ближайшую стену.
– Нина-а... А что если эта бабка дальше будет на меня орать?
– Господи, только не мямли, как сейчас!
– она взмахнула ладонью.
– Возьми себя в руки и дай ей отпор.