Отзывы Ренана о славянском мире
Шрифт:
Вотъ прекрасныя слова въ защиту и объясненіе того своеобразія, которое свойственно различнымъ народамъ и составляетъ ихъ силу.
Ренанъ думаетъ, что пока народъ не выступаетъ въ жизнь, пока онъ спитъ, въ немъ совершается накопленіе силъ, дающее ему такую богатырскую свжесть и мощь когда онъ проснется. Интересно, что Ренанъ сближаетъ тутъ славянское племя съ племенемъ кельтическимъ, однимъ изъ представителей котораго считаетъ самого себя.
Недавно мною приведены были слова Ренана о «славянскомъ пессимизм», объ «умственной суровости» въ пониманіи религіозныхъ вопросовъ [6] . Эта черта славянъ, очевидно, была для него
6
Выше. «Нсколько словъ объ Ренан», стр. 78.
Ренанъ, говоря вообще о печальныхъ племенахъ, безъ сомннія, кром славянъ, разумлъ племя кельтическое. Это сближеніе кельтовъ со славянами по ихъ внутреннему духовному строю можно было бы обстоятельно пояснить и подтвердить на основаніи писаній Ренана. Онъ ничего не писалъ о славянахъ, но на кельтахъ онъ не разъ останавливался съ великой любовью. Сюда относится его удивительная статья: „Поэзія кельтическихъ племенъ“ (въ Essais de morale et de critique), а также первыя главы книги „Souvenirs d'enfance et de jeunesse“ и разсказъ „Emma Kosilis“ (въ Feuilles d'etach'ees).
Душевный складъ кельтовъ изображается Ренаномъ съ большою тонкостію и опредленностію, и мы невольно узнаемъ въ немъ родственныя себ черты. Онъ выводитъ этотъ складъ изъ многовковаго уединенія кельтическихъ племенъ, заставившаго ихъ сосредоточиваться въ себ, жить лишь тмъ, что было въ нихъ самихъ. Такъ и мы, русскіе, долго были отрзаны отъ Европы и предоставлены самимъ себ въ духовномъ развитіи. Приведемъ три-четыре характерныхъ свойства, которыя Ренанъ приписываетъ кельтамъ.
„Это племя не довряетъ иностранцу, потому что видитъ въ немъ существо боле утонченное, могущее употребить во зло его простоту. Равнодушное къ удивленію другихъ, оно проситъ только одного, чтобы его оставили жить у себя дома. Это по преимуществу — племя домашнее, созданное для семьи и радостей семейнаго очага. Нтъ другаго племени, въ которомъ бы узы крови были такъ крпки, порождали бы столько обязанностей, привязывали бы человка къ себ подобнымъ въ такихъ размрахъ и такъ глубоко- Всякое общественое учрежденіе кельтическихъ народовъ было въ начал лишь расширеніемъ семьи“.
Въ этомъ племени сложился особенный взглядъ на жизнь вообще.
„Жизнь для этихъ народовъ не есть личное похожденіе, въ которое каждый пускается на свой рискъ, на свое горе и радость; нтъ, это — звено нкотораго преданія, это — даръ, переданный и полученный, уплачиваемый долгъ и исполняемая обязанность“.
Отсюда — упорный консерватизмъ и отсутствіе подвижности.
„Это племя послднее отстаивало свою религіозную независимость отъ Рима, и оно стало самою твердою опорою католицизма; во Франціи оно послднее защищало свою политическую независимость отъ короля, и оно же явило міру послднихъ роялистовъ“.
„Жизнь является имъ какъ нкоторое твердое условіе, которое измнить не во власти человка. Мало одаренные иниціативой, слишкомъ расположенные смотрть на себя, какъ на
„Отсюда происходитъ“, — продолжаетъ Ренанъ, „грусть этого племени“. Его псни большею частью печальны, и Ренанъ едва можетъ найти слова, чтобы изобразить всю „прелестную унылость этихъ народныхъ мелодій“.
Въ кельтическомъ склад чувствъ онъ вообще находитъ великія достоинства.
„Съ потребностью сосредоточенія въ себ, въ кельтическомъ племени тсно связана та безконечная тонкость чувства, которая характеристична для этого племени. Натуры мало расположенныя къ изліяніямъ — почти всегда суть натуры чувствующія съ наибольшею глубиною; ибо чмъ глубже чувство, тмъ меньше оно стремится выразиться. Отсюда (въ поэзіи кельтовъ) эта прелестная стыдливость, что-то прикрытое, сдержанное, изящное, равно удаленное и отъ реторики чувства, столь знакомой латинскимъ расамъ, и отъ сознательной наивности Германіи. Вншняя сдержанность кельтическихъ народовъ, которую часто принимаютъ за холодность, зависитъ отъ той внутренней робости, вслдствіе которой они думаютъ, что чувство теряетъ половину своей цны, когда оно высказано, и что сердце не должно имть другаго зрителя, кром самого себя“.
Вс эти черты Ренань соединяетъ въ такое общее выраженіе:
„Еслибы было позволительно приписывать полъ народамъ, такъ же, какъ мы его указываемъ у недлимыхъ, то слдовало бы безъ всякаго колебанія сказать, что кельтическое племя есть существенно племя женское“.
Можетъ быть читатели вспомнятъ, что нмецкіе писатели очень часто признавали и славянъ „женскимъ элементомъ“, пассивнымъ и воспринимающимъ въ отношеніи къ германскому племени; но у Ренана нсколько иная мысль.
Приведемъ еще одну черту.
„Существенный недостатокъ бретонскихъ народовъ, склонность къ пьянству, — недостатокъ, который, по всмъ преданіямъ шестаго вка, былъ причиной ихъ бдствій, — зависитъ отъ непобдимой потребности иллюзіи. Не говорите, что это — жажда грубаго наслажденія, ибо не было еще народа, который въ другихъ отношеніяхъ былъ бы такъ трезвъ и такъ чуждъ всякой чувственности; нтъ, бретонцы искали въ своихъ медахъ виднія міра невидимаго. До сихъ поръ еще въ Ирландіи пьянство составляетъ часть всхъ тхъ праздниковъ, которые наиболе сохранили народную и мужицкую физіономію“,
Не тотъ же ли характеръ иметъ и наше русское пьянство? Мн вспоминаются при этомъ разговоры Н. Я. Данилевскаго; питая большое отвращеніе къ пьянымъ, онъ, однако, любилъ указывать на относительную невинность и такъ-сказать идеальность этого нашего порока.
Съ сожалнію намъ приходится ограничиться этими маленькими выдержками изъ обширной характеристики кельтическаго племени. Намъ думается, что читатели все-таки узнаютъ здсь черты очень близкія къ чертамъ русскаго народа, по крайней мр къ чертамъ того слоя, или элемента, который Аи. Григорьевъ называлъ смирнымъ типомъ, и въ которомъ, по нашему мннію, нужно видть главную силу, самый твердый корень нашего племени. Несмотря на большую нжность, съ которою Ренанъ писалъ о кельтахъ, въ этомъ изображеніи не найдутъ преувеличенія т, кто любитъ и понимаетъ нашъ „смирный типъ“. Но кром того всякій, конечно, скажетъ, что этимъ типомъ наша народность не исчерпывается, что она несравненно шире и сложне въ своихъ задаткахъ; Ренанъ правъ, говоря, что мы, славяне, теперь на первомъ план (avant-sc`ene) міра; теперь намъ приходится показать, великъ ли и хорошъ ли нашъ „запасъ безсознательныхъ силъ“, — наслдіе долгихъ вковъ, сокровище чувствъ и жителей, родившихся „раньше насъ“. Все это скажется, разумется, только въ тхъ изъ насъ, въ комъ „говоритъ душа“, и дай Богъ, чтобы она въ насъ не убывала. Оставить комментарий
1892