Овация сенатору
Шрифт:
— Ошибаешься, — возразил патриций. — У меня есть кое-что получше. То, о чем волей-неволей должен помнить каждый воин, — честь римского гражданина!
— В отхожее место он отправит эту твою честь! — взорвался разъярённый Кастор. — И потом, мой господин, не говори, что я не предупреждал тебя!
Как ни старался Публий Аврелий, будучи истинным эпикурейцем, сохранять невозмутимость, все же он немало беспокоился, настолько, что даже потерял сон. И в самом деле, он вдруг проснулся среди ночи — во сне ему привиделось лицо Веры Клавдианы — или той, что так похожа на неё, дочери? — смотревшее на него с немым укором.
«Если
Обливаясь потом, Аврелий поднялся с постели, намереваясь утолить жажду, и взял последний кувшин цервезии Агенора, который некоторое время назад подняли из погреба, где тот охлаждался возле двух блоков почти растаявшего льда. Едва глотнув, он с недовольством отодвинул чашу — тёплая цервезия походила на мочу, которую собирали красильщики, а в его подземном леднике не нашлось больше ни капли.
Слишком разгорячённый, чтобы снова уснуть, в поисках прохлады сенатор вышел в перистиль. Но легче не стало — в саду не было ни малейшего ветерка. Казалось, всё вокруг пропитано духотой. Может, в огороде, что на северной стороне, будет посвежее, подумал он и направился туда.
Во дворе ни души. На земле лежали тени инжи-рового дерева и старых самшитов, безжалостно обрезанных садовником-фантазёром Скаполой, которого он без всякого сожаления отдал Помпонии.
Внезапно сенатор заметил дрожащий огонёк — свет масляной лампы или свечи. Кто же не спит в такой час? В огород выходили только склады и каморка Зенобии… Там-то и виднелся огонёк, оттуда доносились шёпот и приглушенный смех. Выходит, у Зенобии есть любовник, причём настолько осторожный, что навещает её только ночью. Но к чему такая секретность? Обычно его рабы действовали увереннее…
Не в силах сдержать любопытство, патриций совершенно неприличным и мало отвечающим его хозяйскому достоинству образом затаился и стал прислушиваться, оправдывая себя тем, что как патерфамилиас [54] он должен знать о своих слугах всё. Так кто же этот ночной гость Зенобии? Ортензий, Самсон или пожилой и вечно сонный Фабеллий?
И тут мужчина произнёс несколько слов, услышав которые Аврелий едва не пошатнулся. Оторопев от неожиданности, он поспешил спрятаться в тени, опасаясь обнаружить себя больше, чем сам тайный любовник.
54
Paterfamilias (лат.) — старший мужчина, которому должны повиноваться все остальные члены семьи независимо от возраста, а также вольноотпущенники и рабы.
И все же, только когда собственным глазами увидел тонкий профиль управляющего, выглядывающего из-за двери, он поверил в это историческое событие: знаменитое, стойкое, неприступное целомудрие Париса, на которое тщетно посягали легионы девушек, было, наконец, сломлено!
Там, где потерпела поражение даже Цинтия, самая знаменитая римская куртизанка, стремительную победу одержала скромная, немолодая эпирота с чересчур пышными формами, простыми манерами и со смешным узлом на голове!
Патриций затаился — ведь управляющий умер бы
По счастью, именно он, сенатор, обнаружил эту интригу, и как человек скромный и деликатный, конечно же, никому ничего не скажет. И всё же, несмотря на наилучшие намерения, эта совершенно неожиданная новость оказалась для него настолько забавной, что он, с трудом сдерживая смех, поспешил вернуться к себе в комнату, покидая двор, слово вор, застигнутый в чужом яблоневом саду.
И только плотно закрыв за собой дверь, расхохотался в своё удовольствие, вспоминая пикантный эпизод, а добравшись до постели, тут же уснул, да так крепко, что его больше не беспокоили ни тени прошлого, ни угрозы будущего.
XIX
ИЮЛЬСКИЕ КАЛЕНДЫ
И вот этот момент настал — Валерий с мрачным лицом стоял посреди таблинума.
— Не верю своим ушам, Аврелий! Ты попросил дать тебе срок, чтобы представить доказательства своей невиновности, и что же ты мне преподносишь? Какую-то дикую историю, наспех придуманную этим вшивым голодранцем, о том, что мой отец был в сговоре с врагом!
— У меня нет вшей! Я каждый день бываю в термах! — возразил Агенор, на которого, впрочем, никто не обращал внимания.
— Послушай, Валерий, твой отец верил, что действует во благо Рима, — объяснил сенатор, стараясь смягчить неприятную правду.
— Аврелий, из всех нелепостей, какие ты мог придумать, эта не только самая подлая, но и самая глупая: ну с какой стати, на самом деле, германскому лучнику убивать вражеского полководца, который обещал ему золото и выполнение всех требований?
— Понятия не имею, — согласился патриций, — мне известно только то, что рассказал Агенор.
— И я должен верить этому вонючему дикарю, этому варвару-дезертиру, этому северному зверю, переодевшемуся греком, словно у нас сейчас сатурналии? [55]
55
Saturnalie (лат.) — праздник, на время которого рабы менялись местами с господами.
У Агенора выступили слёзы на глазах, и он растерянно посмотрел на своего хозяина. Аврелий подошёл к Цепиону, всеми силами стараясь сдержать гнев.
— Этот человек, которого ты осуждаешь за варварский нрав, имеет больше прав называться римлянином, чем многие из наших отцов-основателей, — спокойно сказал он. — Рождённый в лесу, он теперь говорит на латыни, выросший в грязи, он моется каждый день, он платит налоги, соблюдает законы и отправляет своих детей в школу. Вот в чём величие Рима, а не в победах его легионов!
— Посмотрим, как суд расценит слова твоего так называемого римлянина, — с презрением возразил Валерий.
— Значит, все же обратишься в суд?
— Да, согласно закону! — подтвердил он.
— Как поступил с Антонием? — спровоцировал его патриций.
— Прекрати нести чушь, Публий Аврелий! Ты прекрасно знаешь, что если бы я захотел избавиться от тебя таким подлым образом, то уж точно не ошибся бы!
— Но ведь и ты не убеждён в моей виновности. Ты хочешь отомстить мне за мать.