Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых
Шрифт:
На самом деле суть вопроса об «академической свободе» состоит в праве индивидов на свободу контрактов друг с другом. Доктрина академической свободы отрицает священность контракта. Преимущества не на стороне работодателя, и ситуация замораживается в пользу ученого и преподавателя. Больше всего это напоминает средневековую систему гильдий с ее ограничениями, протекционизмом и поощрением кастовости.
До сих пор неявно предполагалось, что школы и университеты находятся в частной собственности. Предмет спора заключался в нарушении прав их владельцев вследствие академической свободы.
Однако практически все учебные заведения в США контролируются государством, т.е. это украденная собственность. Поэтому академическую свободу можно отстаивать на том основании, что это, вероятно,
Ввиду этого претензиями на академическую свободу будут дурачить не ни в чем не повинного студента- потребителя, которого принуждают сохранять рабочее место для преподавателя, чьи услуги ему не нужны. Такому принуждению подвергается правящий класс, отнюдь не невинный. Если теория правящего класса справедлива, то ученые со взглядами, благосклонными по отношению к правящему классу, ничего не выигрывают от академической свободы. Они сохранят свою работу в любом случае. Выигрывает тот и только тот ученый, чьи взгляды не благосклонны по отношению к правящему классу. Он выигрывает потому, что академическая свобода не дает работодателю, представляющему правящий класс, уволить его по идеологическим или другим неформальным причинам.
[14]
См. G. William Domhof, The Higher Circles (New York: Random House, 1970).
Академическую свободу как таковую можно рассматривать как мошенничество и воровство, потому что она отказывает индивидам в праве на свободу добровольных контрактов. Но использование «плохого» средства для хороших целей не должно вызывать удивления.
9. Рекламщик
Реклама давно порицаема, аргументы против нее конкретны и на первый взгляд неопровержимы. Утверждается, что реклама завлекает людей, заставляя их покупать товары, которые они в ее отсутствие не купили бы. Реклама использует страхи и психологическую слабость людей. Она обманчива, ставя рядом красивых женщин и коммерческие товары и создавая тем самым впечатление, что это часть сделки. Она глупа — со своими конкурсами, марширующими оркестрами и рекламными мелодиями. Это оскорбление для нашего интеллекта.
Спор обычно заканчивается обращением к нашей эгоистической природе, — реклама очень дорога. Минута телеэфира в прайм-тайм или реклама на всю полосу в популярном журнале или газете может стоить тысячи долларов. Рекламная индустрия имеет многомиллиардные обороты. Предполагается, что если запретить рекламу, то все эти деньги можно сохранить и использовать для улучшения продукта, снижения его цены или и того и другого одновременно.
Рекламную индустрию можно было бы заменить государственным советом, который давал бы объективные описания и рейтинги. Вместо сексуальных и обманчивых рекламных заставок мы получили бы описания продуктов, сгруппированные по уровню оценки — «уровень А», «уровень В» и т.д. В любом случае непроизводительные и паразитирующие на экономике рекламщики покинули бы бизнес.
Такой взгляд на рекламу во многом неверен, но он имеет исторические прецеденты. На самом деле это лишь самые свежие доводы в длинной цепи аргументов, призванных показать, что та или иная индустрия имеет паразитический и непроизводительный характер.
Например, физиократы, представители французской школы экономической мысли середины XVIII в., считали бесполезными все отрасли, кроме сельского хозяйства, рыболовства и охоты. Они полагали бесплодным, зависимым и паразитирующим на отраслях, связанных с
Другие экономисты разграничивали товары, считавшиеся производительными, и услуги, не считавшиеся таковыми. Третьи утверждали, что производительными являются все блага, за исключением некоторых услуг. Например, отрицалась ценность денежных услуг — финансового посредничества, брокерских услуг, банковского дела.
Сегодня легко увидеть ограниченность этих теорий. Товар не должен происходить непосредственно от земли, чтобы быть производительным, а услуга не обязана быть «материальной» (возьмем хотя бы медицину), чтобы быть полезной. Нам известно, что брокеры снижают издержки людей, совершающих сделки. Нам известно, что нематериальный продукт страховой индустрии обеспечивает агрегирование и последующее снижение рисков. Но даже в столь «продвинутую» эпоху рекламная индустрия имеет репутацию паразита.
Насколько сильны эти аргументы? Во-первых, ясно, что реклама не принуждает людей покупать то, что они не купили бы в ее отсутствие. Реклама пытается убедить людей — возможно, способами, предосудительными, с точки зрения некоторых членов общества. Однако она не осуществляет и не может осуществлять принуждение. Попутно заметим, что мошенническая реклама логически эквивалентна краже, и ее не следует путать с рекламой как таковой.
Подсознательная реклама, если она существует, считалась бы принуждающей. Но невозможно говорить о принуждающем характере обычной рекламы, не игнорируя различия между принуждением и убеждением.
Кроме того, реклама содержит информационную составляющую. Это признают даже ее самые яростные противники, хотя они полагают, что государство справилось бы с этим лучше.
Однако деятельность государства в сфере рекламы не становится в меньшей степени рекламой только потому, что она государственная. Если на то пошло, есть проблемы, которые с помощью «изданной государством» рекламы решить сложнее. Когда государство, не стесненное обычной для предпринимателя необходимостью получать прибыль, угождая потребителям, выйдет из-под контроля, сделать с этим практически ничего будет нельзя. Государственная реклама военных облигаций или воинского призыва — лишь два примера, которые приходят на ум.
Нельзя недооценивать значение рекламы для помощи новым компаниям и соответственно стимулирования конкуренции. Если запретить рекламу, то крупные устоявшиеся компании будут иметь на рынке серьезное преимущество. Даже в нынешней ситуации старые компании имеют больше шансов монополизировать отрасль, чем новые. Реклама, давая новичкам сравнительное преимущество, уменьшает степень концентрации в экономике.
Наконец, большую часть рекламы (если не всю), нарушающей общественные стандарты разумности и приличий, можно связать с государственными ограничениями в других областях. Например, государство [15] не позволяет авиакомпаниям конкурировать по основным критериям бизнеса.
[15]
Утверждение, что регулирование подобного типа было инициировано не государством в общественных интересах, а бизнесом в попытке контролировать конкуренцию со стороны новых компаний, см. в: Gabriel Kolko, Triumph of Conservatism (New York: Quadrangle, 1967).
Их рекламные кампании бомбардируют нас «новостями» о специальных предложениях для «жаворонков», новом оформлении, количестве кресел в проходе, самолетах, названных в честь стюардесс, и т.д. («Я Мэрибет. Слетайте со мной в Майами!») Если бы авиакомпании могли конкурировать по цене, то пассажиры были бы избавлены от постоянного повторения восторгов по поводу второстепенных вещей.
То же самое относится и к банкам. Процент, который они могут платить вкладчикам, ограничен (нулевой процент по текущим счетам, 5,5—7,5 процента по срочным вкладам по состоянию на данный момент). Поэтому банки конкурируют в том, кто из них предложит лучшие кухонные принадлежности, радио и т.д. в качестве приманки для новых вкладчиков.