О воин осени, октябрь наш вихревой,Как радостна твоя о нас забота!Ведь это ты провел нас сквозь воротаНовейшей жизни и мечты живой.И буря пролетарского восстаньяС твоими бурями в одном строю.И вот оно — твое завоеванье —Страна Советов здесь, в родном краю.От мертвых листьев отделив живые,Себя нашел в свободе этот век.И только власть труда признав впервые,Впервые стал собою человек.Цветущей осени октябрь наш золотой,Как радостна твоя о нас забота!Ведь это ты провел нас сквозь воротаНовейшей жизни и мечты живой.1939
«Забыв
о прошлом, Тясьмин тихо спит…»
Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спитМеж берегов, пристанищем удачи.Высокий цвет над островом маячит,Как сонный лев, гора полулежит.Вблизи от ветряков и от могилНеведомая предкам мчит машина;Конь прядает ушами, и картинноСтупает древний вол, лишенный сил.Как пашня разливается, звеня!Подсолнух тянется навстречу лету;Как девушка, в кругу большого дняАртачится веселый ветер лета.Дни неприметно встали в ряд один,В века соединясь во всем величье.В цвету благоухает пограничьеИ новизну лелеет Чигирин.1937
«И день далекий, и земля далёко…»
И день далекий, и земля далёко.Я помню всё. И тесный двор и сад.Стреха-растрепа. Аист одинокоЗадумался. В саду покой и лад.Как ласков мир в вечернем озаренье!Как ласково дыхание земли.Двух тополей протянутые тени,Слегка согнувшись, на скамью легли.И вот выходит молодая мать,И на кусты глядит, донельзя рада,И в пенье славит изобилье сада,Ту песнь Дунаю сладостно внимать.И нет Дунаю ни конца, ни края,Я слушаю, не ведая забот,Со мною рядом невидимка-кротТворит округлый холм не поспешая.Далек тот вечер, никогда не встанетОн вновь сиять от всех своих щедрот.Ни малой порослью не позовет,Ни из глубин в глаза мои не глянет.К чему ж навеки — маревом, напевом —Он стал воспоминанием моим.О память! Ты стоишь роскошным древомНад неприметным холмиком немым.1938
«Старательно подметены дворы…»
Старательно подметены дворы,Чернеют грядки смачно, нету пыли,Везде приметы молодой поры:Так быстро девушки восстановилиНа каждой хате бурями зимыРазмытые рисунки. Вмиг из тьмыКовры выносят. Медленно идуИ замечаю, что в любом садуНабухли почки вишни, а кизилСтоит уже в гуденье и цвету —Наместник солнца меж дерев. Как милБукет фиалок, что несет девчонка.В овраге глина чавкает так звонко,Зияют норы, шелест, тишина,Ракши [15] щекочущая речь слышна.А вот и двор желанный. Как три брата,Три тополя у клуни. Нет возвратаЗиме, стропила глянули на свет,Где тлеющей соломы больше нет.Зимы и след простыл. По крутосклонуВзбегает сад, бежит ручей со звоном,И два козленка, озирая сад,На погребе внимательно стоят.Я шлю тебе привет, мой милый край,Мое счастливое начало дня,Прими меня, будь другом для меняИ возраст мой сутулый приласкай.1938
15
Птица — другое название сизоворонка.
«Урожай был шумный, обильный…»
Урожай был шумный, обильный,Медоносен был и высок.Я нашел на стерне бессильнойЗа день только один колосок.Припоздав к огневому началу,Я увидел на копнах свет.На меже средь цветов усталыхОтпечатан колесный след.На
мою не выпало долюБыть возницей. Сияла синь.Как в лесу сухостой, так в полеОпустелом — чернобыль-полынь.1. XII. 1928, Мерефа
«Запах меда и горький дым…»
Запах меда и горький дымНад садом вечерним.Паровозы взвизгами режут безмолвье.Пианино печаль своюКладет пластами на травы, на ветви.В стороне от золота сижу на скамейке,Вспоминаю тебя, как дерево о полдне.Мне хочется острием лучаНаписать возле себя на песке:«Люблю безумно».1932
ДУША ПОЭТА
Ищет чуда в звуках и свете,В старом бору, на крутосклоне,Хочет сдружить небо и землю,Словно две нежных ладони.Иногда мечтает погладить землю,Как гладит мать головку ребенка.Мох на болотах сердцем приемлет,Придорожную травку, воздетую тонко.Порою не верит в отзывчивость лета,Вздрагивает от холодного слова,Ищет землю, укрытую где-тоВ зарницах вечера голубого.И в конце, как гусеница по осени,Забирается в листья глубокой чащиИ мечтает о вешней просиниИ о радостях непреходящих.1934
«Из невольничьего покоя…»
Из невольничьего покояСмутно возникнуть мне.Только наединеМожно остаться собою.Кто чужую душу в меняВселяет в разгаре дня?Не те говорю я людям слова,Что рождены в глубине существа?Легко рукою ветку пошевелить.Погладить былинку малую.Почему же так трудноНа людях себя сохранить?Как месяц светится, когдаСлегка отворяет двериСвоего жилья! В сонме зарницОн ходит блеклый и бледный.И каждое малое слово —Мое и чужое —Коварно калечит звучаньеСкрытой моей жизни.Камень,Упав в озеро, со днаНе цвет, не водоросль посылает,А только лишь ил и муть.О, души одинокой святость!Слова позванивают, как камышиНад озаренным затоном,И солнце мира стозвонноСияет в зеркале души.1933–1935
«Не бушевали вихри в лугах…»
Не бушевали вихри в лугах,Дни мостили логова ветхие.Увязали сосны в глубоких снегах,Как клешни, растопырив ветки.Я жил в одиноком дому,Без желания, как без тела,Разлука меня одолеть не сумела,Любимая книга светила сквозь тьму.Ночами жилье мое наперевесКто-то нес сквозь заснеженный лес,И за тонким морозным окном,К которому я прислонялся лбом,Световыми дождями и тут и там,Рассыпая искры среди темноты,Жарко, без пламени тлели кусты,Фонтаны огня — отрада глазам —Сверкали, вдали озаряя поля…Ужели это была земля?Моя простая земля?1935
«Серый дождик утром брел…»
Серый дождик утром брелПод завесою тумана.Неприметно раным-рано.Перешел за частокол.К бочке протянул он дланиИ забегал по двору.И в серебряные тканиВишен приодел кору.Входит день в осеннем хрусте.Я под дождиком стою.Тоненькая струйка грустиВ душу тянется мою.1936