Озаряя тьму
Шрифт:
Начать серьёзный разговор я решилась не сразу. Вернувшись в спальню, я ещё где-то час вышивала, придумывая, что скажу мужу и как буду отвечать на его вопросы. Порой на меня нападала то ли гордыня, то ли трусость, и я начинала сомневаться в том, что этот разговор необходим. «Может, как-нибудь в другой раз, не сегодня? Он наверняка устал после работы. Хотя о чём я? Он может дённо и нощно без устали заниматься ею! А может, и вовсе не нужно выяснять отношения? – орудуя иголкой, сомневалась я. – Всё равно всё закончится моими слезами. Наверняка он скажет, что у него много
Горькие мысли засасывали меня как болотная трясина. Крепко завладев моим разумом, они едва не сбили с тернистого, но самого правильного пути, который подсказала мне покойная Варя.
– Что-то, барыня, у тебя руки дрожат, – заглянув ко мне, заметил Ананий. – Смотри, иглой не уколись!
– Спасибо за заботу, – грустно улыбнулась я и отложила вышивку. – Скажи: а Нестор Виссарионович сейчас у себя в кабинете?
Юный конюх так и прыснул:
– Нестор Виссарионович! Скажите на милость! Ты, барыня, как будто к генералу-губернатору на приём записаться желаешь!
«Легче добиться аудиенции у генерала-губернатора, чем у него!» – с досадой подумала я.
– У себя, конечно, – наконец, получила я ответ.
Часы пробили восемь вечера. Спускаясь по лестнице, я подумала о том, что время уже позднее и лучше перенести непростой разговор на завтра. Однако голос Вари вновь зазвучал в моей голове. «Нет, никаких тебе оправданий и поблажек больше! – сказала я себе почти вслух, подходя к двери в кабинет молодого князя. – Если решила, так действуй. А выставит – так выставит. Самому же потом стыдно станет. Есть же на этом свете Бог!»
Думая подобным образом, я вошла в лабораторию и закрыла за собой дверь. Нестор стоял ко мне спиной. Он сосредоточенно переливал из пробирки в колбу зеленоватую жидкость. Не желая мешать ему, я решила помолчать, пока пробирка не опустеет. Однако он заговорил первым.
– У вас ко мне дело, княгиня? – не обернувшись, а вычислив меня по шелесту платья и, может быть, аромату духов, спросил мой муж.
Он говорил спокойно. Интонация его была прохладной. Явного раздражения я не услышала, что уже не могло не обрадовать.
– Да. Мне необходимо говорить с вами, князь, – еле справляясь с нарастающим волнением, ответила я. – Я знаю, что у вас много дел. Но поверьте, это стоит вашего внимания. Это касается нашей семьи.
– Что ж, мадам, я вас слушаю, – Нестор обернулся и удивился, увидев меня в светлом бальном наряде. – Не знаю, как вы воспримите сей комплимент, не сочтёте ли его слишком дерзким, но это платье вам очень к лицу.
– Merci, – сдержанно поблагодарила его я, едва не растаяв от лёгкой улыбки, пробежавшей по его надменным тонким устам. – Почему вы думали, князь, что мне будет неприятно это услышать?
Этим вопросом я, сама того не желая, толкнула его на откровенность, и между нами завязался длинный откровенный разговор.
– В последнее время вы держите себя так строго, словно приняли монашеский постриг, – скрестил на груди руки мой муж. – Не желаете ни поцелуев, ни объятий. Должно быть, я жутко опостылел вам, и вы ломаете свою юную головку над тем,
– Нет. Нестор, клянусь тебе: это не так! Ты и сам знаешь об этом, ты же видишь, как я страдаю! – забыв о гордости, поспешила переубедить его я. – Я была несправедлива к тебе. Напрасно обвинила в том, что ты не совершал! Прости меня, пожалуйста, и вернись ко мне. Я люблю тебя, Нестор! Видит Бог, мне очень плохо без тебя.
Мои слова явно произвели на него впечатление.
– Вернуться? – негромко переспросил он. – А разве я куда-то уходил?
– Нет. Ты никуда не уходил. Но я хочу, чтобы у нас всё было так, как раньше, – уточнила я. – Как до похорон Гавриловых. Скажи: это возможно?
– Юля, я не держу на тебя зла, – ответил он, глядя на меня с таким умилением, словно я была ребёнком, который слопал под покровом ночи целую вазочку конфет.
– Тогда почему ты так отдалился от меня? – набравшись смелости, напрямую спросила я.
– Ты сама пожелала этого. Попросила, чтобы я оставил тебя в покое и не докучал своей любовью. Я постелил себе здесь и завалил себя работой. Нужно же было как-то отвлечься от лютой тоски по тебе! Я должен тоже попросить прощения, мой ангел. Не имею понятия, что случилось со мною, но ясновидец из меня в последнее время никчёмный. А что касается моих слов, то я выпалил их сгоряча. Ты задела моё самолюбие, и я, к своему стыду, не удержался от ответного удара. У меня нет оснований сомневаться в твоих чувствах. Я уверен, что ты любишь меня, а не святого с моим лицом, и это делает меня самым счастливым на Земле! Юля, дай мне руку в знак того, что прощаешь меня!
Чуть не плача от радости, слушала я тёплые и искренние слова его раскаяния. Не сомневаясь, с улыбкой подала ему руку, а после, едва он успел поцеловать её, бросилась к нему в объятья:
– Нестор, я знаю, что случилось с твоим даром! Это всё она – Маргарита! Это она околдовала тебя!
– Откуда тебе это известно? И почему ты так уверена? – полюбопытствовал мой муж.
– Покойная Варя приснилась мне и рассказала об этом. Ей хорошо там, Нестор. Там так же, как на Земле, только лучше! Тот же флигель, только просторнее и светлее, тот же чай, те же ватрушки и пирожки. И всё цветёт, всё благоухает вокруг! И дети тоже с ней, целые и невредимые. Ещё румянее стали.
– Такие сны может видеть только ангел, – понизив голос, произнёс молодой князь и снова взял меня за руку. – Вы больше не в трауре, мадам. Значит, я имею право вас поцеловать?
Я ответила одной безмолвной улыбкой. Долгий поцелуй опалил мои отвыкшие от любовных удовольствий уста.
– Надо же! Прямо не верится, что ты не сердишься, – усмехнулся он.
– Нестор! – влюблённо прошептала я. – Ты смотришь на меня так же, как и прежде! Как смотрел в день венчания!
– Возможно ли смотреть иначе на такую прелестную женщину? Если бы ты знала, как я всё это время тосковал по тебе, как мечтал о тебе, Юля! Я чуть не сжёг в камине твоё чёрное платье, чтобы ты больше не надевала его. Даже мысль о том, что оно мамино, не могла меня остановить!