Озеро Черного Дракона
Шрифт:
— Да ведь ты его видел и даже разговаривал с ним.
— Да что ты, отец? — удивился Железный Бамбук.
— Как, разве ты не разговаривал с дядей Ши? — спросил Нгуен.
Мальчик застыл с открытым ртом и расширившимися глазами.
— Дядя Ши — Беловолосый?!
— Да, сынок, теперь тебе это уже можно знать.
Железный Бамбук, охваченный изумлением, еще долго
стоял и смотрел вслед отцу.
Хун-Петушок и Гун принесли корзину с взрывчаткой. Они спустились вниз и стали пробираться вслед за Нгуеном в конец подземного коридора. Двигаться по нему можно было только ползком.
Нгуену и мальчикам то и дело приходилось
Томительно долго тянулись последние минуты. Находясь аа бугром, рядом с Железным Бамбуком и многими другими, Аистенок напряженно всматривался туда, где лежал погруженный в сон ненавистный Донг-Тоа. Никто из тех, кто сейчас спал или дежурил за железобетонными стенами его дотов и многоярусной колючей оградой, не догадывался о суровом возмездии, которое приближается к ним. Еще одна, две, три минуты — и оно совершится... «Наши теперь рядом, — думал про себя Аистенок, — и, наверно, завтра с рассветом уже наступит новая, совсем новая, светлая жизнь!»
Он пока смутно представлял себе ту новую, лучшую жизнь, какая неизбежно начнется с приходом солдат дяди Хо. Но Аистенок не сомневался, верил, что она должна быть очень хорошей, прекрасной. Иначе разве стали бы за нее бороться и отдавать свою жизнь те лучшие люди, которых он зпал: его отец, дядя Тхи, Большой Ветер, старый храмовой сторож и многие другие?!
Со слов старших Аистенок уже знал о тех переменах, которые произошли в жизни его соотечественников на освобожденной земле Вьетнама. Значит, теперь и у них так будет. Значит, когда придут солдаты Хо Ши Мина и будет установлена народная власть, никто ни из чужеземцев, ни из предателей не будет больше издеваться над бедняками. И, наверно, очень скоро, как говорил Фам, в их селении Долга будет настоящая, такая же, как на Севере, школа, в которой будут учиться все-все деревенские мальчишки!
Будущее, которое рисовало Аистепку его мальчишеское воображение, было еще расплывчатым, туманным, и все же сердце учащеннее билось от уверенности, что все мрачное скоро останется позади, что настанет счастливая, радостная для людей жизнь.
Приближался рассвет.
Постепенно из темноты все отчетливее стали проступать контуры далеких горных вершин.
И вдруг страшный, оглушительный грохот расколол предрассветную тишину. С того места, где стоял Донг-Тоа, высоко вверх, к светлеющему небу, взметнулся столб багрово-желтого пламени с черными султанами дыма, земли и обломков.
Взрыв прозвучал сигналом. Вслед за ним затрещали пулеметы, послышались ружейные залпы, грохот взрывающихся мин и гранат.
На том месте, где был расположен сторожевой пост и его база горючего, бушевал огненный смерч. Широкие
языки пламени, поднимавшиеся над растекающимися во все стороны потоками бензина из взорванных цистерн, жадпо тянулись к сооружениям Донг-Тоа. Освещенные заревом пожара, метались между блокгаузами, траншеями, дотами и солдатскими бараками Донг-Тоа захваченные врасплох французы и баодаевцы. С востока на них неумолимо надвигалось бушующее море огня, с севера и с юга, отрезая пути для отступления, шли партизаны Беловолосого и солдаты Народно-освободительной
Когда взошло солнце и лучи ого, пробившись сквозь черные облака дыма, скользнули на землю, от Донг-Тоа остались одни развалины.
* *
Это была ночь перед расставанием, и в селении Долга никто не спал. Не ложились в эту светлую ночь ни те, кто добровольцами уходил на Юг вместе с воинской частью, штурмовавшей Донг-Тоа, ни те, кто провожал их. Тихими, задушевными песнями молодежь встречала рассвет, прощалась с домом.
Еще вокруг лежали лиловые тени сумерек, но новый день уже властно наступал, оттесняя ночь. Он возвестил свой приход вспыхнувшей над гребнем гор розовато-опаловой полоской зари. И сразу в светло-дымчатой мгле померкли звезды, многоцветнее и ярче стали краски на земле и небе.
Звонко и задорно запел солдат-горнист побудку, и лишь после него по всему селению всполошились и обиженно заговорили петухи. Ожидая умывающихся солдат Народно-освободительной армии, крестьяне выставляли на стол все, чем были богаты: дымящийся рис, рыбу, крепкие соленья и острые приправы, груды пунцовых и ярко-золотистых плодов.
Грузовые автомашины, прибывшие с Севера для воинской части, уже вытянулись колонной на Большой дороге перед селением. Настали минуты расставания. Особенное оживление царило там, где выстроились добровольцы. Среди них рядом с Фамом и Баком уже стояли Железный Бамбук, Хок, Олененок, Гун и Птичье Перо. После долгих, упорных уговоров командир батальона согласился все-таки зачислить нескольких юных зукитов в свою часть. Он обещал, что со временем из мальчиков подготовят связистов и разведчиков.
С какой завистью глядели на счастливчиков их сверстники — Гороховые Стручки, Хун-Петушок и другие деревенские ребятишки. Кто из них отказался бы сейчас занять место юных бойцов? Как жаль, что командир отказался взять с собой всех желающих, а ограничился только немногими!
Хотя на всех добровольцах была пока их обычная крестьянская одежда, юные зукиты неизвестно каким путем уже обзавелись такими же, как у бойцов, бамбуковыми шлемами, обтянутыми зеленым маскировочным шелком трофейных парашютов.
В руках у каждого был французский карабин; через плечо, как и у солдат, перекинут похожий на толстую колбаску мешочек с рисом.
Подошли последние минуты прощания с родными и близкими. Впереди показался командир вновь сформированной роты из добровольцев. Это был еще молодой, крепкий парень с широким, добродушным лицом. На нем были тропический шлем с желтой звездой на красном фоне и легкая форма оливкового цвета.
— Пора! — улыбнулся он, давая понять окружающим бойцов крестьянам, что нужно заканчивать прощание.
Повернув свое широкое добродушное лицо в сторону ребят, деревенский кузнец Ши почему-то усиленно заморгал глазами и, несколько раз откашлявшись, сказал:
— Каждый из вас знает, за что сражается наш народ. Помните о людях, которые не пожалели жизни во имя освобождения! Пусть всегда и везде перед вами стоят бессмертные подвиги ваших братьев и сестер, отцов и матерей... До скорой встречи, дорогие!
Сзади прозвучала команда, призывающая солдат строиться.
Железный Бамбук почувствовал, как внезапно к горлу подкатил комок и глаза заволокли непрошеные слезы. Ов быстро и безмолвно обнял мать и сестру, притянул к себе поседевшую голову отца и, не уверенный в том, что сможет, как солдат, противостоять нахлынувшей слабости, заторопился к машине.