Озеро мёртвых слухов
Шрифт:
– Слушай, а чего они так сюсюкают?
– Они же все эмпаты.
– И чё?
Фрол посмотрел на Мишку с жалостью. Мишка на всякий случай сделал умный вид.
– Не важно, традиция такая, – сказал тогда Фрол. – У них там весьма сложная система социального взаимодействия. Но главное, что всё крутится вокруг озера. Каждый в посёлке имеет свою специализацию по взаимодействию с окружающим миром, а озеро для них – центр вселенной. И они эту вселенную, как умеют, ублажают. Неужели ты и это забыл?
– Это я помню, – недовольно произнёс Мишка.
На самом деле ни хрена он не помнил. И не хотел
– Слухачи услухивают добротно, это надо признать, – говорил в мониторе патлатый худой старик. – План по затоплению слухов мы выполняем. А стараниями щупачей, нюхачей и шептал, к моменту утопления все эти слухи уже мертвы, как им и положено быть. Моё особое мнение по работе канифольщиков всем присутствующим чуварищам хорошо известно, но сейчас я не об этом. Сейчас я, милые мои, об очередном феномене волнения нашего Озера. Вижу и понимаю, что решили вы действовать по устоявшейся схеме. Но спрашиваю вас: доколе? Не пора ли, наконец, хотя бы попытаться понять мир, в котором мы живём? Хотя бы понять, а чтобы изменить, я вас даже и не призываю.
Не успел худой договорить, как с корточек вскочил дедок, видом столь древний, что казалось, весь мохом зарос. А может лишаём.
– Любезный Джоник снова нас призывает лишиться стабильности, – защебетал он фальцетом. – Экспериментов ему хочется. Голод духа у него. Познание ему подавай. И ведь блок снял почти полностью, дескать, поглядите какой я весь перед вами откровенный!
– Пашенька, да я ведь просто хочу сейчас хоть какие-нибудь правила выработать, – заоправдывался Джоник. – Чтоб хоть как-то народу объяснить.
– Критерий отбора утопленника ему подавай! – возмутился Пашенька, но вежливо.
Остальные медиаторы крутили головами, кряхтели, наматывали бороды на кулак, но пока отмалчивались. Тут в хижину вошла ядрёная деваха, неся на подносе ломтями нарезанный хлеб, и деды дружно зашамкали: «Сиська, Манюня, сисечки!».
– Чего это они? – поинтересовался Мишка.
– У них сильный гендерный дисбаланс, не хватает женщин. Восхищаются, – пояснил Фрол.
– А кто такие женщины?
Фрол глянул зло, такие шутки он не одобрял. Да, химическая кастрация была таким же непреложным правилом дежурства, как и чистка памяти. В хижине тем временем деды разобрали хлеб и принялись чавкать. Мишка почувствовал сильный голод и сделал звук потише.
– Да. Я бы тоже чего-нибудь сейчас пожевал, – сказал он.
Фрол смутился:
– Слушай, извини! Сегодня только консервы, я сегодня миноги не собирал, я сегодня так прогулялся. На поверхность поднялся, поплавал…
– Какие миноги? – спросил Мишка.
– Ты удалил память об озёрных миногах? – поразился Фрол. – Ну. Это ты сильно, от души. Этого я от тебя точно не ожидал.
Мишка лишь пожал плечами. Он попытался припомнить вкус озёрных миног.
– О, слушай, про нас говорят, – сказал Фрол, снова увеличивая громкость.
Теперь дрон транслировал изображение толстого старика, в бороде
– Пашенька с Джоником снова нагородили семь вёрст до небёс, а народная мудрость утверждает, что до Ободка всего лишь три глотка. То есть, я хочу сказать, что всё намного проще. Мы топим в Озере слухи, а Озеро даёт нам пропитание. Так повелось со времён Творческо-Эмпатической Революции. И пусть так будет всегда. Но Озеро иногда волнуется. А это может повредить трубы, связующие Ободок и Озеро. Что тогда будет, кто-нибудь знает? Правильно, никто не знает. Значит, Озеро надо успокоить. Всё.
И вот вроде бы осадил неопрятный старик своих оппонентов, но тоном прямо таки извиняющимся, чуть не плакал он от досады, что приходится такие неприятности произносить.
– Выходит, мы их снабжаем продовольствием? – спросил Мишка.
– Да, – ответил Фрол.
– А они?
– Они своими эмпатическими эманациями, а может быть ментальными корреляциями, а хочешь, скажи магическими манипуляциями, поддерживают необходимый уровень дейтерия.
Мишка смотрел, выпучив глаза.
– А как вообще это действует? – наконец спросил он.
– Ну, – неуверенно произнёс Фрол. – Озеро над нами наполнено тяжёлой водой. Купол станции, по сути, представляет собой фильтр. На молекулярном уровне, само собой. Он сосёт дейтерий для реактора, который вырабатывает антигравитационную суспензию. Которая, в свою очередь, дополнительно используя центробежную силу планеты, фигачит вверх со страшной скоростью. По одной трубе. А по другой вниз под силой тяжести фигачит протоплазма. Из неё синтезаторы продовольствия синтезируют продовольствие. Примерно так.
Мишка посмотрел недоверчиво и спросил:
– Фрол, а ты точно инженер?
– Слушай, я не Фрол, – обиженно сказал Фрол. – Я Фарлей Фердинанд Флойд, я тебе это миллион раз повторял.
– Всё же думаю, не миллион, – сказал Мишка. – Думаю, примерно, полтораста тысяч раз.
– Из какого алгоритма исходишь?
– Ну, примерно раз в день, но всё же не каждый день.
– Триста шестьдесят пять на четыреста? – сказал Фрол, прикидывая в уме. – Да-да, примерно так. А если тебе интересно, как устроена энергетическая станция, можешь заглянуть в архивные файлы.
– Не хочу, – мотнул головой Мишка. – Лучше ответь: а что такого произошло, полтораста лет назад, что я стал слишком часто и тщательно чистить память?
Фрол молча отвернулся и с преувеличенным вниманием уставился в мониторы. А потом негромко, через плечо проговорил:
– Всё это давным-давно затеяли в АО «Заслон». Была такая контора. На обломках технической цивилизации они пытались сохранить хоть какие-то достижения прогресса. Это было неимоверно трудно. В условиях перерождения самой структуры материи любые механизмы отказывались работать, электроника накрылась, химические реакции происходили спонтанно, законы физики сошли с ума. У эмпатов сохранились легенды о том периоде, они называют это Большая Лажа. Позже удалось создать оазисы стабильности, мы один из них. Работа нашей подводной базы обеспечивает энергией орбитальную станцию, а станция обеспечивает эмпатов едой. Всё шло хорошо, но мы тут застряли, нас почему-то не сменили. Связи нет. А озеро волнуется.
Конец ознакомительного фрагмента.