Озеро призраков

Любопытнов Юрий Николаевич

Пропустив Обуха впереди себя, захлопнул дверь и снял плащ, оставшись в тёмно-синем костюме, в белоснежной рубашке с галстуком бабочкой.

Обух тоже стянул влажную куртку, глядя на респектабельного Стыся. Взглянул в зеркало, висевшее на стене, пригладил коротко остриженные волосы.

Стысь провёл его в большую комнату, где стоял телевизор, диван с изогнутой спинкой, несколько стульев с пухлыми сиденьями и два кресла. Отдельный стол в широком простенке занимал компьютер со всеми причандалами. В

картонной коробке лежали дискеты, рядом начатая пачка бумаги. Пол был застлан мохнатым ковром.

Стысь достал мобильник из кармана пиджака, небрежно бросил его на диван, сдёрнул с шеи галстук.

— А ничего у тебя департаменты, — проронил Обух, оглядывая комнату и поглаживая широкой ладонью лицо в мелких прыщах.

«Сволочь неграмотная», — подумал Стысь, поморщившись от слова «департаменты», но вслух сказал:

— «Департаменты» не мои. Я их снимаю. А вся обстановка хозяйская. Так что, заходя, вытирай ноги, — усмехнулся он своей, как он посчитал, тонкой иронии, желая хоть этим ущемить гостя.

Но Обух не понял, что Стысь над ним посмеялся.

— Ну, так чем обязан твоему появлению? — спросил Стысь нарочито небрежно, садясь на диван и закидывая ногу на ногу.

Привычная домашняя обстановка его успокоила, мелкая дрожь, бросившая в ноги на дворе при неожиданном появлении бандита прошла, и он уже не колеблясь знал, что Обух пришёл не сводить с ним счёты, так как не Стысь украл сундук у Обуха, а наоборот. Его привело нечто другое и, видать, немаловажное, почему и пришёл в открытую, не боясь, что Стысь обойдётся с ним круто. Хотя, что мог сделать Стысь, если бы даже и захотел, с бандитом, у которого наверняка в кармане нож или шило.

— Так что тебя привело ко мне? — снова спросил Стысь, в упор глядя на гостя снизу вверх. В его словах промелькнула доля раздражительности, которую он пытался скрыть за умильной личиной. Но как Обух не был туп, он это заметил.

— Сердишься, что мои корешки своротили у вас сундук? — спросил он, кривя губы.

— А ты что — не принимал в этом участия?

— Непосредственно нет. Я даже не знал о таком плане. Всё в своем чугунке держал Зашитый. Это, когда они откопали сундук и привезли его, тогда и сказали, что поделят добычу между всей кодлой.

— Пол не простил вам этого дела. Если он узнает, что я принимал тебя, мне не поздоровится. Так что выкладывай, что тебе нужно от меня и проваливай.

— Так уж сразу и проваливай! — миролюбиво ответил Обух и без приглашения присел в кресло. — Не возражаешь? — прищурившись, спросил он, приваливаясь к высокой спинке.

— Сначала сел, а потом спрашивает.

Стысь хотел добавить распространенное среди русских слово «козёл», но вовремя спохватился и промолчал.

А Обух достал сигарету, чиркнул зажигалкой. По комнате поплыл запах крепких сигарет.

Стысь

понял по поведению Обуха, что тот пришёл не на пять минут, и тоскливо бросил взгляд на кровать, стоявшую в соседней комнате. Он мечтал поспать после ресторана, а теперь придётся выслушивать какие-то заявления неожиданного пришельца.

Обух, словно прочитав его мысли, вальяжно развалившись в кресле, попыхивая сигаретой, сказал:

— Разговор будет серьёзный, но не долгий, надеюсь, тебе интересный. А чтобы у тебя не было кислым лицо, предлагаю раздавить пузырь.

С этими словами он достал из нагрудного кармана пиджака плоскую бутылку осетинской водки, приподнялся и поставил на стол.

«Или жмотничает, или сидит на подсосе», — подумал Стысь, глядя на бутылку дешёвой водки, и удивляясь тому, как быстро прилипают к языку блатные слова. Недаром говорится: «С кем поведёшься, от того и забеременеешь».

Предположив, что Обух пришёл мириться, а не требовать денег, Стысь прошёл на кухню, достал из холодильника начатую бутылку «Наполеона» и поставил на стол. Из буфета взял коробку шоколадных конфет и две рюмки.

— Я такую бурду не пью, — сказал он, кивнув на обуховскую бутылку.

Обух развёл руки в стороны:

— Ну, ещё бы. Белая кость. С твоим карманом пить суррогат неприлично. А мы, когда придётся и ханк глотаем.

Он с треском отвинтил пробку своей бутылки, налил в рюмку, Стысю наливать не стал.

— За твоё здоровье, — провозгласил Обух, глядя на хозяина квартиры, и одним махом опрокинул рюмку в рот.

Стысь себе налил «Наполеона», сказал, поднимая рюмку и усмехаясь про себя:

— За встречу!

Обух бросил в рот шоколадную конфету, разжевал, провёл языком по губам и, в упор глядя на Стыся, сказал:

— Мне надо встретиться с твоим патроном.

Стысь удивлённо вскинул брови и на мгновение замер. Чего, чего, а этого он от Обуха не ожидал.

— Чего вылупился? — продолжал Обух. — Или не расслышал? Для глухих повторю: мне надо встретиться с Загом.

— Ты чего — обалдел!? — наконец решился, что ответить Стысь. — Он же тебя псам стравит за то, что ты с Зашитым сундук упёр. — Он достал из коробки конфету, но развертывать обёртку не стал.

— Не стравит. Я к нему с хорошим предложением пришёл, — самодовольно ответил Обух. — Оно ему ох как понравится. Такого и во сне не приснится. Я тебе его изложу, ты ему, — а он пусть решает. Но он от него не откажется. Я не какой-то падлан, я хочу дельное предложение сообщить. А к тебе пришёл, чтобы это дело распахать.

Стысь посмотрел на Обуха — что он будет заливать дальше, какие сказки рассказывать, — и ответил:

— Валяй, говори, что придумал.

— Пропустим ещё по одной, разговор веселей побежит.