Ожерелье голубки
Шрифт:
Однажды расспрашивал меня Абу Абдаллах Мухам-мад ибн Кулейб, из жителей Кайравана [56] , во дни моего пребывания в «Городе» [57] (а это был человек с очень длинным языком, хорошо наученный задавать вопросы во всех отраслях), и сказал он мне, когда речь зашла о любви и ее свойствах: — Если отвратительно той, кого я люблю, меня встречать, и сторонится она близости со мною, — что мне делать? — Я считаю, — ответил я, — что тебе следует стараться привести в свою душу радость, встречаясь с любимой, даже если это ей отвратительно. — А я не считаю этого, — молвил Абу Абдаллах. — Напротив, я предпочту любовь к ней любви к самому себе и ее желания — своему желанию, и буду терпеть и терпеть, хотя бы была в этом гибель. — Я полюбил возлюбленную только ради своей души и для того, чтобы наслаждалась она ее образом, — отвечал я, — и я последую своему побуждению, и подчинюсь
56
Кайраван — город в Тунисе, вырос из военного лагеря арабов при завоевании последними страны в 670 г. Эпоха наибольшего расцвета Кайравана падает на IX в., когда Северная Африка находилась под властью династии Аглабидов, номинально наместников аббасидских халифов, но фактически — самостоятельных правителей.
57
«Городом» называется древнейшая часть Кордовы.
Глава об ослушании
Но нередко любящий следовал своей страсти, и слушался своей головы, и достигал удовлетворения с любимой, стремясь добиться радости всяким путем, будь возлюбленная гневна или милостива. И тот, кому помогло в этом время, кто тверд душой и кому благоприятны были судьбы, получал наслаждение свое полностью, и исчезали его огорчения, и прекращались его заботы, и видел он то, на что надеялся, и добивался того, чего хотел. Я видывал людей с такими качествами и скажу об этом стихи, среди которых есть такие:
Если привел я душу к тому, чего желал от газеленка, что вечно делал меня больным, Не посмотрю я, насильно было это или добровольно, не посмотрю на гнев или милость. Если нашел я воду, обязательно погашу я ею пламя угля гада [58] !
Глава о хулителе
Любви присущи многие бедствия, и первое из них — хулитель. Хулителей бывает несколько видов, и корень их всех — это друг, когда отброшена между ним и тобою забота об осторожности. Его порицания лучше многой помощи, и в них счастье и предостережение. Они — дивное наставление душе и тонкое для нее ободрение, которое, возникнув, производит действие и заключает в себе лекарство, усиливающее страсть, в особенности если хулящий мягок в речах и хорошо достигает словами тех мыслей, которые хочет выразить, и если знает он, в какое время усилить запреты, в какую минуту умножить приказание и в какой час остановиться меж тем и другим, сообразно тому, что он видит от любящего — облегчение, затруднение, согласие или ослушание.
58
Гада — кустарник, дающий при сжигании чрезвычайно горячие угли.
Затем есть хулитель порицающий, который бранит, никогда не отдыхая. Это великая беда и тяжкая ноша; мне выпало нечто подобное, и если это и не относится к предмету книги, то сходно с ним. А именно: Абу-с-Сирри Аммар ибн Зияд, друг наш, часто порицал меня за тот путь, которым я следовал, и поддерживал некоторых из тех, кто тоже порицал меня за это, — а думал я, что он останется со мной, ошибусь ли я, или буду прав, из-за нашей крепкой с ним дружбы и моей истинной привязанности к нему.
Я видел людей, страсть которых так усилилась и увлечение настолько увеличилось, что упреки стали им милее всего, так как могли они показать хулителю свое непослушание, насладиться, прекословя ему, добиться отпора и осуждения и преодолеть его, подобно царю, обращающему в бегство врага, или искусному спорщику, одолевающему противника. И радуется любящий тому, что делает он при этом, и нередко он сам навлекает упреки хулителя, говоря вещи, заставляющие начать укоры.
Об этом я скажу стихи, среди которых есть такие:
Милее всего для меня хула и упреки, так как могу я услышать имя той, о ком я мечтаю вспомнить. И как будто я пью при упреках неразбавленное вино, а именем моей госпожи, выпив, закусываю.
Глава
Одна из желательных вещей при любви, — чтобы подарил человеку Аллах, великий и славный, преданного друга, мягкого в словах, широкого на милости, умеющего взяться, тонко-проницательного, овладевшего красноречием, с отточенным языком, с большой кротостью и обширным знанием, мало прекословящего, великого в помощи, много выносящего, терпящего надменность, вполне согласного, прекрасного в дружбе, совершенно подходящего, с похвальными свойствами, огражденного от несправедливости, предназначенного к помощи, не терпящего отдаления, благородно поступающего, отвращенного от несчастья и с глубокими мыслями, знающего желания, с приятными свойствами, высокого происхождения, скрывающего тайны, обильного благодеяниями, истинно верного, не грозящего обманом, с благородной душой, проникающим чувством, верной догадкой, обеспечивающего помощь, безупречно оберегающего, известного верностью, явно удовлетворенного, с твердыми основами, щедрого на советы, несомненно любящего, легко подчиняющегося, с хорошими убеждениями, правдивым языком, живым сердцем, целомудренного по природе, широкого на руку, с вместительной грудью, усвоившего терпение, преданного чистой дружбе и не знающего отдаления, которому доверяет любящий свои заботы, разделяет с ним уединение бедности и посвящает его в свои тайны. Поистине, в этом для любящего величайшая отрада — но где она? — и если овладеют таким человеком твои руки, сожми его в них, как сжимает скупой, и схвати, как схватывает жадный, и оберегай его твоим достоянием — и приобретенным, и наследственным. Совершенна будет с ним дружба, рассеются печали, сократится время, и прекрасны станут обстоятельства, и не лишится человек от обладателя этих свойств прекрасной помощи и хорошего совета.
Поэтому и брали себе цари везирей и наперсников, чтобы облегчали они частью бремя их великих дел и возложенных на их шею сокрушительных тяжестей и чтобы могли правители обогащаться их советами и искать подкрепления в их способностях. А иначе — не под силу природе человека противостоять всему, что ее постигает, не прибегая к помощи того, что с ней сходно и одного с ней рода.
Некоторые влюбленные не имеют друзей с такими свойствами и мало им доверяют из-за того, что испытали они от людей, хотя и находились друзья, которым открыли они отчасти свои тайны, и происходит это по одной из двух причин — либо друзья посмеялись над их мнениями, либо разгласили их тайны. И тогда ставят они одиночество на место дружбы, и уединяются в местах, отдаленных от друга, и поверяют свои тайны воздуху, и разговаривают с землей, находя в этом отдых, как находит его больной в стенаниях и опечаленный во вздохах. И поистине, когда приходят заботы одна за другою в сердце, становится оно тесным для них, и если не обнаружит человек чего-нибудь языком и не станет искать облегчения в жалобах, вскоре погибнет он от горестей и умрет от огорчения.
Я нигде не видел большей помощи, чем среди женщин. Они так осторожны в подобных делах, поручая друг другу хранить их в тайне, и сговариваются их замалчивать, узнавши о них, как не делают этого мужчины, и видел я, что всякая женщина, которая открыла тайну двух влюбленных, ненавистна и тягостна другим женщинам, и все мечут в нее стрелы как из одного лука. У старух находят в этом отношении то, чего не находят у молодых женщин, — молодые иногда обнаруживают то, что знают, из ревности, хотя бывает это лишь редко, а старухи потеряли надежду для себя, и заботы их целиком обратились на других.
Я знаю состоятельную женщину, обладательницу рабынь и слуг. Про одну из ее невольниц разнеслись слухи, что она любит юношу из родных ее госпожи, и он ее тоже любит, и что между ними происходят дурные вещи. И владелице девушки сказали: — Твоя невольница, такая-то, знает об этом, и дела их известны ей в точности, — и ее госпожа взяла эту девушку (а она была сурова при наказании) и заставила ее вкусить всевозможные побои и мучения, подобных которым не выдержат и стойкие мужчины. Она надеялась, что невольница откроет ей что-нибудь из того, о чем ей говорили, но девушка совершенно не сделала этого.
Я хорошо знаю одну благородную женщину, хранящую в памяти книгу Аллаха, великого, славного, благочестивую, обратившуюся к благу. Она завладела письмом одного юноши к девушке, которой он увлекался (а юноша не был подвластен этой женщине), и осведомила его об этом деле. И хотел он отрицать, но это ему не удалось, и женщина сказала: — Что с тобой! Кто же от этого защищен? Не думай об этом! Клянусь Аллахом, я никогда никого не осведомлю о вашей тайне, и если бы ты мне дозволил купить эту девушку для тебя на мои деньги, даже если бы охватило это их все, я бы, право, поместила ее для тебя в такое место, где бы ты мог с ней сблизиться, и не знал бы об этом ни один человек.
Ты часто видишь женщину праведную, уже пожилую и пресекшую надежды на мужчин, и самое приятное для нее дело, на которое легче всего можно ожидать ее согласия, — это постараться выдать сироту замуж и одолжить свои платья и украшения небогатой невесте. Я не знаю иной причины власти этого свойства над женщинами, кроме того, что мысли их ничем не заполнены, исключая сношений и побуждений к ним, любовных стихов и их причин и любви с ее проявлениями. У них нет дела, кроме этого, и они не созданы ни для чего другого; мужчины же делят свое время между наживой денег, близостью к султану, стремлением к науке, заботами о семье, тяготами путешествий, охотой, всевозможными ремеслами, ведением войн, участием в смутах, перенесением опасностей и устроением земель — все это уменьшает праздность и отводит от путей суеты.