Ожерелье королевы
Шрифт:
Не долго думая, Жанна, одетая в белый пеньюар, соскочила с кровати, зажгла в ночнике свечи и принялась разглядывать себя в зеркале.
После тщательного осмотра она улыбнулась, задула свечи и снова легла. Оправдание было вполне веским.
15. Кардинал де Роган
На следующее утро Жанна, отнюдь не упав духом, начала приводить в порядок себя и свою квартиру.
Зеркало сказало ей, что г-н де Роган явится, как бы мало он ни был о ней наслышан.
И
Жанна не успела даже почувствовать нетерпение и еще ни разу не подбегала к окну.
Из кареты вылез мужчина, укутанный в толстый редингот, затем двери дома за ним затворились, и карета отъехала в соседний переулок дожидаться возвращения хозяина.
Вскоре послышался звонок. Сердце г-жи Ламотт оглушительно застучало.
Однако, не желая поддаться безрассудному чувству, Жанна приказала сердцу умолкнуть, поправила на столе вышитую скатерть, на клавесине – ноты новой арии, а на каминной полке – газету.
Спустя несколько секунд появилась г-жа Клотильда и объявила:
– Человек, который позавчера вам писал.
– Проси, – отозвалась Жанна.
Красивый мужчина в чуть поскрипывающих башмаках, разодетый в шелк и бархат, с высоко поднятой головой и казавшийся в маленькой комнате чуть не десяти локтей росту, легким шагом вошел к гостиную. Жанна поднялась ему навстречу. Ее неприятно поразило то обстоятельство, что он пожелал сохранить инкогнито.
Поэтому, решив воспользоваться преимуществом решившейся на что-то женщины, она спросила, присев в реверансе, более уместном не для протеже, но для покровительницы:
– С кем имею честь говорить?
Принц бросил взгляд на дверь гостиной, за которой скрылась старуха, и ответил:
– Я — кардинал де Роган.
На это г-жа де Ламотт, заставив себя зардеться и изобразить смирение и конфуз, сделала глубокий реверанс, словно находилась перед королем.
Затем, вместо того чтобы сесть на стул, как того требовал этикет, она придвинула кресло и преспокойно опустилась в него.
Кардинал, увидев, что церемониться здесь ни к чему, положил шляпу на стол и, встретив взгляд Жанны, осведомился:
– Так это верно, мадемуазель?
– Сударыня, – поправила Жанна.
– Прошу прощения, я позабыл. Так это верно, сударыня?
– Мой муж – граф де Ламотт, ваше высокопреосвященство.
– Прекрасно, сударыня, он, кажется, королевский гвардеец?
– Да, монсеньор.
– А вы, сударыня, урожденная Валуа.
– Совершенно верно, монсеньор. Валуа.
– Славное имя! – положив ногу на ногу, заметил кардинал. – Но теперь оно редко, род этот угас.
Жанна угадала сомнения де Рогана.
– Вовсе не угас, монсеньор, – возразила она. – Его ношу я, а также мой брат, барон де Валуа.
– Это признано?
– Ни
– Расскажите о себе поподробнее, сударыня, вы пробудили во мне любопытство. Обожаю геральдику!
Просто и небрежно Жанна рассказала кардиналу все, что уже известно читателям.
Кардинал слушал, не сводя с нее взгляда.
Он не трудился скрывать свои впечатления. Да и к чему: кардинал не верил в то, что Жанна знатна, он просто разглядывал хорошенькую, но бедную женщину.
Жанна, замечавшая все, догадалась, насколько низко расценивает ее будущий покровитель.
– Выходит, – небрежно проговорил г-н де Роган, – вы и в самом деле претерпели множество несчастий?
– Я не жалуюсь, монсеньор.
– В сущности, ваши трудности были мне расписаны в слишком черных красках.
Кардинал обвел взглядом комнату.
– Жилье у вас удобное и вполне прилично обставлено.
– Для гризетки – несомненно, – сухо ответила Жанна, горя желанием поскорее приступить к делу. – В этом вы правы, монсеньор.
Кардинал заерзал в кресле.
– Как! – воскликнул он. – И вы утверждаете, что это – меблировка для комнаты гризетки?
– Не думаю, монсеньор, что вы назовете ее достойной принцессы, – отчеканила Жанна.
– А вы и есть принцесса, – заметил кардинал с тою неуловимой иронией, какая, не делая их слова оскорбительными, свойственна лишь очень умным или знатным людям.
– Я — урожденная Валуа, монсеньор, так же, как вы – Роган. Это все, что я могу сказать, – ответила Жанна.
Эти слова были произнесены с таким спокойным величием человека, оскорбленного в своем горе, с таким достоинством женщины, которая считает, что ее недооценивают, прозвучали столь естественно и в то же время благородно, что принц не почувствовал обиды, но как мужчина смутился.
– Сударыня, – проговорил он, – я совершенно забыл, что мне следовало начать с извинений. Я писал, что приеду вчера, но был занят в Версале на приеме в честь господина де Сюфрена. Поэтому мне и пришлось отказать себе в удовольствии посетить вас.
– Ваше высокопреосвященство и так оказали мне большую честь, вспомнив обо мне сегодня. Господин граф де Ламотт, мой муж, будет весьма сожалеть о своем изгнании, где его удерживает нищета, что лишило его возможности насладиться обществом столь прославленной особы.
Слово «муж» привлекло внимание кардинала.
– Так вы живете одна, сударыня? – поинтересовался он.
– Совершенно одна, монсеньор.
– Это, должно быть, приятно для молодой и хорошенькой женщины.
– Эго, монсеньор, естественно для женщины, которая чувствует себя не на месте нигде, кроме света, недоступного ей из-за ее бедности.