Ожидание
Шрифт:
Меж тем солнце обогнуло угол дома и теперь бросало лучи на траву рядом с ними. Лисса наклонилась, подставляя ему лицо. Кошка, мяукая, прижималась к ногам матери.
– Так когда ты начинаешь репетировать?
– Через неделю в понедельник.
– Так скоро? И сколько у тебя на все времени?
– Четыре недели.
– Тогда вполне прилично. И хорошо они вам будут платить?
– Не особенно, но мне хватит.
– Хорошо, – произнесла Сара, туша сигарету в ближайшем горшке с растениями. – Хорошо.
Она хлопнула в ладоши.
– Ладно. Ты есть хочешь?
Лисса
– Я помогу, – сказала она, вставая.
Но мама отмахнулась.
– Ты садись, наслаждайся солнцем. Сейчас оно как бы обходит вокруг дома. Свет в это время дня просто волшебный.
Лисса осталась сидеть на крыльце, слушая, как мама гремит посудой на кухне. Оттуда даже доносились какие-то отрывки из опер. А в небе над головой на фоне тускнеющей синевы сверкали белыми линиями следы самолетов. Было еще довольно жарко, и Лисса обернулась, поглядывая на дом, в тени которого хотела скрыться. Сара купила этот дом на отступные отца Лиссы тридцать лет назад. Она никогда не тратила на дом много денег, у нее их никогда много и не было. Учительской зарплаты хватало на хорошую еду, холсты и краски и время от времени на поездку в отпуск. Если бы сейчас она продала этот дом, то хорошо бы разбогатела.
– Салат готов!
Сара поставила на стол две тарелки ароматного супа и вернулась с большой деревянной миской. Горькие красные листья салата, смешанные с зеленью и посыпанные сверху грецкими орехами и кубиками козьего сыра. В отдельной плошке – оливковое масло с каплей бальзамического уксуса. Хлеб с соленым маслом. Какое-то время они ели в тишине, прислушиваясь к окрестным звукам. До них доносились крики детей в бассейнах, запахи шашлыков, смех людей. Пыльный, веселый конец отпусков. Лето в самом разгаре радовало солнцем лица и обнаженные торсы.
– А как все остальное? – спросила Сара, закончив есть, сворачивая еще сигарету. – Как Ханна и Кейт?
– Кейт сейчас в Кенте. Вроде бы. Я давно с ней не общалась.
– Почему?
– Ну, знаешь. Такое иногда случается.
– Какое?
Лисса пожала плечами.
– За дружбу надо держаться, Лисса. Женская дружба – это единственное, что в итоге тебя спасет.
– Я это запомню.
– Хорошо, – ответила Сара, глядя на Лиссу сквозь дым. – Я всегда восхищалась Кейт.
– Я знаю.
– У нее есть принципы.
– Неужели? – удивилась Лисса. – Полагаю, какие-то.
– А Ханна? – спросила Сара.
– У Ханны все в порядке. Я видела ее прошлым вечером.
– Она все пытается?
– Да, она предприняла еще одну попытку ЭКО, – Лисса макнула хлеб, собирая остатки еды с тарелки.
– Бедная Ханна, – нахмурилась ее мать.
– Ага, – подтвердила Лисса.
– Бедная, бедная, – повторила Сара.
– Ханна не бедная.
– Это фигура речи.
– Я понимаю, – возразила Лисса, – но это же не так. Она довольно успешна. Она и Нэйтан.
Сара отставила ложку.
– Что это ты вдруг вспылила?
– Я не вспылила, просто хочу, чтобы ты была точна в фактах, которые комментируешь.
– Я говорю «бедная Ханна», потому что знаю, что она уже
– Неужели? А как насчет бесплодных попыток построить карьеру?
Сара замерла.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего.
– Нет, правда, что именно? – Глаза матери теперь остро всматривались в лицо Лиссы: – Что ты имеешь в виду? Ты имеешь в виду себя? Так ты себя чувствуешь, дорогая?
– Да. Но вообще-то нет. Забудь это, давай просто проедем. Пожалуйста. Мы очень мило сидим, давай не будем портить вечер.
– Хорошо, – согласилась Сара, наклонившись и сажая Руби на колени. Она рассеянно гладила кошку по голове, и в наступившей тишине было хорошо слышно, как громко она урчит. Лисса доела салат.
– Твое поколение, – тихо начала ее мама, – если честно, совершенно сбивает меня с толку.
– Почему? – удивилась Лисса, отодвинув тарелку.
– У вас было все: плоды нашего труда, нашего активизма. Боже правый, мы вышли на улицы и изменили мир – для вас, для наших дочерей. И как вы этим распорядились?
Вопрос повис в летнем воздухе тяжелым грузом. Сара прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.
– Когда я была в Гринэм-Коммон, я стояла там в большом круге, обнявшись с другими женщинами. Рука об руку вокруг авиабазы королевских ВВС. И ты была там, рядом со мной. Помнишь?
– Помню.
Пыльный палаточный лагерь. Забор, увешанный детскими игрушками. Много других детей, много песен, и все, абсолютно все, знали слова этих песен. Женщины с румяными лицами, сгрудившись под брезентовым навесом, бесконечно пили чай. Лисса видела там подруг ее матери – Лори, Ину, Каро и Роуз. Мужчин среди протестующих не было. Единственными мужчинами были патрульные солдаты по ту сторону стены, наставлявшие стволы винтовок на протестующих.
Лисса не забыла тот ужасный синий рассвет, когда пришла полиция и за волосы выволокла ее из палатки.
Она помнила, как плакала, просясь домой. И выражение лица матери. Огромное разочарование, как будто она ожидала большего.
– Мы боролись ради вас. За то, чтобы вы были необыкновенными.
Лисса смотрела на стену, где глициния вот уже много лет сражалась за пространство с плющом.
– Мне очень жаль, – сказала она со знакомым щемящим чувством в груди, – если я тебя подвела.
– О боже, – проговорила Сара, затушив сигарету. – Не надо так драматизировать. Я совсем не это имела в виду.
Лисса проехала в метро от «Госпел-оук» до «Камден-роуд». В этот субботний полдень вагон полнился семьями, возвращающимися домой с Хит. Дети были перевозбуждены, на их розовых лицах виднелись следы мороженого и солнцезащитного крема. Родители выглядели измученными, раскрасневшимися от пары бутылок пива. Вот ехала женщина ее возраста, явно только что из воды, судя по влажным кончикам волос. В Камдене многие вышли, и ей удалось сесть. Стояла ужасная жара, день выдался душный. Рядом с ней сидел подросток с красными белками глаз – он слушал в наушниках музыку.