Ожившая надежда
Шрифт:
Касьяныч не ответил ей, погладил по голове как ребенка да улыбнулся мягко. И уже не нужны были Анне слова, она и так поняла – не стал бы.
– Арсений испытал на себе безотцовщину, – сказал Касьяныч, – и не захотел такой доли своему дитяти. Не злись на него.
Вторую причину не раскрыл без спросу самого Арсения.
В означенный природой срок у Арсения родилась дочь. Когда впервые увидел закутанное в пеленки и немилосердно ревущее существо, он поразился тому, что кроха вдруг перестала плакать и уставилась на него с явным узнаванием, чего на самом деле быть не могло. Но ведь было!
Именно в ту минуту промелькнула у Корнеева
Отец и дочь узнали друг друга. Истинно так и было, никак не иначе.
А через два года Анна Ванеева вышла замуж за Виктора Семина, но с тем условием, чтобы свою девичью фамилию оставить в паспорте. На том и поладили. Виктор был завсегдатаем дома Касьяныча, но теперь приходил без своего приятеля Василия. Даже при самых жарких спорах, когда все кипели страстями, он сидел молча и грустно улыбался. В той улыбке было что-то отрешенное, смиренное. Виктор был и невысок, и не крепок, с пригожим девичьим лицом. Все чем-то выделялись друг от друга, у каждого было чем выставиться, а Виктор никакими талантами не обладал и ходил в эту компанию только из-за Анны.
А она все хорошела, заметно стиралась подростковая угловатость и выступала мягкая женственность во всем ее некрупном, но очень ладном и тугом теле. Парни к ней тянулись, намекали о своих глубоких чувствах, рассыпались в комплиментах, дарили цветы, но она ко всем кавалерам оставалась равнодушной, потому что не тех страстей хотела, чем они пылали, а душевного родства. Ей было очень одиноко, мечты оставили в покое, она ничего не ждала и ни к чему не стремилась. Когда какой-нибудь очередной воздыхатель обещал златые горы, она только усмехалась горько. Ей было скучно их слушать.
Виктор был полной противоположностью Арсения. Самым робким воробышком в стае. Все толкаются, суетятся, лезут, хватают клювами рассыпанное зерно, а он стоит в сторонке позади и смиренно ждет – может, и ему чего останется. Весь его характер и состоял в этом смирении. Их и сблизило то, что Анна Ванеева была в том же состоянии полного безучастия к судьбе. Возможно, Виктор был таковым от природы, а душа Анны остыла отпылав. Они были одинаково нищие духом, то есть не ведавшие пути для себя. Оттого и ухватились друг за друга.
– Проводи, – однажды сказала Анна.
Виктор поднялся и пошел за ней. Они всю дорогу молчали. Нет, не совсем так было, если честно. Он сказал:
– Темно.
Не получив ответа, вздохнул, потом через долгую паузу объяснил, почему темно:
– Поздно уже.
А в конце пути сказал:
– Вот твой дом.
Будто Анна не знала своего подъезда. И странным было то, что Виктор своим поведением не раздражал ее, как будто этого и хотела – покоя. Чуть ли не месяц провожались, все так же не утруждая себя разговорами. Да и о чем было говорить? И так было все ясно. У Анны ясность оттого происходила, что сузился круг интересов. Оставалась отдушиной любимая работа, она обожала возиться с детьми, забывалась, в играх с ними просыпались фантазии, но рабочий день кончался, малыши уходили с мамами, а она возвращалась домой, и ей было зябко. Хоть дышал бы кто-то рядом!
Ни с того, ни с сего стал приставуч Платон Колыханов. Обещал в знаменитые актрисы вывести.
– Ты моя Галатея, – говорил.
Дурак! И это еще подтолкнуло Анну принять решение, так что однажды спросила Семина:
– Почему не женишься на мне?
– Я? – чуть не поперхнулся рыбьей
Он уже давно бывал в квартире Анны, они вместе ужинали, смотрели телевизор, потом уходил.
– Чего так испугался? – спросила Анна.
– Почему я? – не мог никак понять Виктор.
– А что тут такого?
– У тебя столько…
– Чего столько?
– Ну, поклонников. Или как их? Платон говорит – на руках бы носил.
– У него руки всегда потные.
Виктор посмотрел на свои ладони. Анна засмеялась.
– А у тебя сухие. Вот и женись.
– Ты шутишь. Зачем?
– Но ведь любишь меня?
– Откуда знаешь?
– Витенька, это у тебя на лбу написано крупными буквами.
– Но я-то… То есть ты-то…
– Хочешь сказать – не люблю тебя? Я тебя жалею, Витя. А это больше, чем любовь. Любовь, как весна, недолговечна, а жалость в русской бабе сидит веками.
– Я простой, – признался Виктор. – Скушен буду.
– Отказываешь девушке?
– Подумай, Анна, – рассудил Виктор. – Если кому хочешь досадить, не делай этого.
– Досаждать некому, Витя. Тысячи людей… Да какие тысячи? Миллионы живут себе и живут. Как живется, так и живут. Вот и мы с тобой.
– Я знаю, почему так хочешь, – сказал Виктор. – Чтобы не приставали.
Он не был глуп. Анна и впрямь хотела, как улитка в ракушку, заползти в семью и отгородиться от мира. А при таком желании партии лучше Виктора придумать было невозможно. Он был на диво предупредителен. Она подумать не успеет, а он уже уловил, чего она захочет. Руку подаст в самое время, стул подставит, хлебницу придвинет, чай поднесет… Да мало ли что! И все у него получалось неназойливо, будто так и должно быть, так и полагается. Анна даже привыкла к этому. Иной раз забудется, протянет руку, а вилку никто не подает. Только тут замечает, что одна ужинает.
Должна была у них случиться благополучная семья. Никто ведь из друзей и знакомых не удивился тому, что они поженились. Бывает так, все видят – пара! Чего тут толковать? Должна была по всем статьям, а не случилась. Двенадцать лет прожили вместе, а родными не стали. На второй год Анна зачала и уже в мечтах счастлива была с ребенком, в жизни обозначалось направление, но отчего-то стряслась беда – выкидыш. Не принял ее бабий организм от мужа плод, отверг. И потом уже ни разу не завязался.
Если бы муж был противен, если бы она его ненавидела, если бы не терпела, так все было бы ясно. А ведь знала Анна – хороший человек рядом, добрый, надежный, любая женщина была бы довольна, но засела в кои-то поры привередливая порча в бабе, и нельзя было с нею совладать. И ведь оба старались понять, отчего так отчаянно одиноки под одной крышей, но выхода не находили. Он ни разу на нее голоса не поднял, с упреками не подступал, не винил, не осуждал. Любил ее, как и любить-то мужику не пристало, во всем уступал, радостью было для него угодить ей, а уж домашние заботы все взял на себя. Да и Анна не только жалела, она ценила его, как человек человека, но все шло наперекосяк, как только касалось отношений мужчины и женщины. Порча, порча! Что еще другое могло быть причиной!
– Может, уйти мне? – спросил как-то Виктор за ужином.
– Чего ты вдруг?
– Я ж все вижу.
– Куда уйти собрался?
– Не знаю.
После смерти родителей Виктора они две однокомнатные квартиры поменяли на большую. Можно было снова разменяться.
– Долго думал?
– Не родные мы, Анна. Я так понимаю. И уже не будем.
– Думаешь, я виновата?
– Нет, не думаю. И я не виноват. Отчего ж так?
– А уйдешь, будет лучше?
– Хоть тебе мешать не стану.