Оживший камень
Шрифт:
— Ну как же я…
— Придумай что-нибудь! Я скоро вернусь и всё улажу, обещаю, — я сорвался с места и выбежал в холл, на бегу вызывая Воронцова. — Христофор Геогриевич, простите что отрываю от дел, но мне необходимо с вами срочно встретиться!
— Прямо сейчас? — озадаченно спросил сенатор.
— Увы, никак отложить невозможно. Подъеду, куда скажете.
— Ну… — Воронцов замешкался. — Хорошо, Александр. Я на верфи, что на Галерном острове. Буду тебя ждать тут.
Уже выскочив за ворота, я снова взялся за телефон. Вместе с ним из
Я набрал указанный номер, послушал несколько секунд громкую индийскую музыку и наконец-то услышал:
— Индраджит у аппарата! — за этим последовал странный звук, похожий на удар. — Внимательно слушаю вас!
— Индраджит, это граф Вознесенский, сегодня на рассвете…
— Да-да, ваше сиятельство! — радостно перебил он меня. — Индраджит вас помнит! Да благословит вас Вишну за добрый совет! Чем могу помочь?
— Мне нужно очень срочно в одно место…
— Индраджит уже едет! — хлопнула дверь, раздался звук мотора и визг шин, затем индус всё таки спросил: — А куда ехать-то?
Это было очень быстро и очень страшно. Машина мчалась, словно заколдованная, каким-то чудом избегая аварий. Индраджит то возносил молитвы к бесчисленным божествам, то проклинал всех на пути, кто хоть как-то мешал.
К верфи он доставил меня за рекордно короткое время, еле успев притормозить у проходной.
— Индраджит сделал! — обернулся он ко мне со счастливейшим выражением.
— Индраджит моло… тьфу. Благодарю, ты очень выручил меня, — я протянул ему купюру, от номинала которой индус расцвел ещё больше и начал петь какую-то песню.
— Мне подождать вас, ваше сиятельство? — окликнул он меня, когда я выбрался на свободу, всё ещё поражась, как выжил.
— Я, пожалуй, прогуляюсь…
Таксист газанул с места, выдав на прощание дымный выхлоп. Даже он источал ароматы благовоний. Я помахал перед лицом рукой, откашлялся и отправился на встречу с сенатором.
Воронцов нашелся в цеху возле остова внушительного корабля.
Работа тут кипела вовсю, кричали рабочие, жужжало оборудование, летели искры сварочных аппаратов и носились погрузчики.
Среди этого хаоса Христофор Георгиевич явно себя чувствовал уютно и ласково улыбался какому-то работнику, что-то торопливо рассказывающему сенатору.
Я приблизился, лавируя между людьми и техникой, и услышал их беседу:
— Ваше превосходительство! Ну не могу я, хоть убейте! Нет у меня сандала, и поставок не предвидится. Эти кришнаиты, прости господи, к празднику какому-то своему важному готовятся, всё им идет. Возьмите бубингу, для приборной панели она ничуть не хуже!
— Ты, Евгений, вот тут свою подпись видел? — обманчиво добродушно спросил граф Воронцов, ткнув в бумаги. — Вот прямо под перечнем материалов.
— Видел, — обреченно кивнул мужчина. — Ну хоть убейте, нету…
— Что я с тобой
Работник стремглав умчался, посмотрев на меня с благодарностью.
— Вот, Александр, кораблик себе справляю, — Христофор Георгиевич с любовью взглянул на остов. — Маленький такой линейный кораблик.
Я деликатно хмыкнул. Скромность — главное достоинство дворянина.
— Давай на улицу выйдем, — он махнул в сторону открытых ворот цеха, выходящих сходнями прямо к воде. — Немного шумно тут.
Я с удовольствием принял предложение, шум на самом деле стоял страшный.
У канала было гораздо спокойнее, вода плескалась о насыпной песчаный берег, по которому бродили чайки в поисках добычи.
— Слушаю тебя, Александр, — сказал сенатор, как только мы отошли достаточно далеко.
— Буду с вами откровенен, Христофор Георгиевич. У Луки Ивановича могут быть большие проблемы из-за вашего заказа.
— Какого заказа? — его взгляд чуть похолодел, но этого было достаточно, чтобы стало неуютно.
Но меня таким было не пронять, так что я уверенно произнес:
— Я знаю, что вы заказали ему артефакт. Уж не знаю, как вы договорились, если не виделись. Но это уже неважно. Мой дед не может его сделать.
— Александр! — возмутился Воронцов такому категорическому заявлению.
— И не потому что уже не способен, — невозмутимо продолжил я. — Я ничуть не умаляю его опыт и умения. Но, если он выполнит ваш заказ, то потеряет всё. Особняк, землю и всё имущество, что осталось.
Не хотел я это сообщать старому другу семьи, но выбора не было. Иначе он и слушать бы меня не стал. Этот город полон упрямцев, а вокруг деда их собралось особенно много.
— Объяснись, Александр, — помрачнел сенатор.
— Лука Иванович подписал закладную, Христофор Георгиевич. И по условиям, на которые он, возможно, и не обратил внимания, работать в лаборатории он не имеет права. Это если кратко.
— Вот старый дурак! — в сердцах воскликнул Воронцов, но быстро взял себя в руки. — Извини, Саша. Но почему? Почему он не пришел ко мне?
Вопрос был риторический, так что я промолчал. Граф своего друга знал слишком хорошо, чтобы удивляться его поведению. Я дал Воронцову немного времени отойти и попросил:
— Расскажите мне про этот заказ, в чем его суть?
Сенатор протер лоб, снял с рук белые перчатки и обмахнулся ими.
— Александр, я ценю твою честность и заботу о Луке Ивановиче, но при всем моем уважении, тебе этот заказ не по зубам. В этом есть и моя вина, этот упертый… артефактор настоял на усложнении первоначальной задумки. А я так обрадовался, что хоть так смогу помочь, что уступил. Так что, выходит, я тоже старый дурак…
— Христофор Георгиевич, раз уж у нас действительно откровенный разговор, то скажу прямо. Некогда мне убеждать в вас в том, что я справлюсь. Мне нужны подробности и ваш договор. Его необходимо срочно переоформить на меня.