Оживший камень
Шрифт:
— Ну что вы, господин граф, таким мелким чиновникам, как я, на подобные представления не попасть, — скромно ответил Казаринов.
Я не выдержал и расхохотался, совершенно ему не поверив. Юрист сделал вид, что не понял причины моего веселья и уже собрался уходить, как спросил:
— Скажите, а пожар — как это произошло?
— Случайность, — на данный момент я считал именно так.
— Вы уверены, что князь к этому не причастен? Возможно, ваше появление и визит к Пархомовым ему не понравились и он решил поторопить
Возразить было нечего. Возможно, и так. Пока дед не пришел в себя и не рассказал, что конкретно случилось, наверняка сказать я не мог.
Но для чего князю уничтожать так нужное ему имущество и убивать деда? В случае такого происшествия обязательно будет проведено тщательное расследование. И как бы он старательно не защищал следы, это большой риск.
А всё как раз было устроено так, чтобы прошло тихо и незаметно.
Если предположить, что князь занервничал только из-за моего появления и начал делать ошибки, то тогда он не так уж и умен. Но в этом я сомневался.
Делиться этими мыслями с Казариновым я не стал. Судя по всему, он сам лишь предполагал. И проявлял заботу своего рода.
Мы распрощались и, уже провожая юриста, я увидел следующего гостя.
Чуть от досады не прикусил губу. Спокойно заняться текущими делами мне не дадут.
Тем не менее я улыбнулся Головину, решительным шагом идущему по дорожке к дому. Они встретились на полпути с Михаилом, раскланялись и, когда капитан подошел, то с ходу спросил:
— Как Лука Иванович? Как ты?
Злиться на друга, который искренне волновался за нас, я не мог. Тем более всё равно собирался обедать, так что я успокоил его, кратко рассказав о целителе и строителях, и пригласил присоединиться.
Подобрал с крыльца газеты и почту, мельком взглянул на конверт с гербом Оболенских и усмехнулся. Тоже любитель старых традиций? Но его извинения за вспыльчивого сына меня сейчас не интересовали, так что я отложил это на потом.
Со старым другом можно было разместиться хоть на пне посреди леса, так что я не стал утруждать Прохора или самостоятельно таскать еду в гостиную. Мы расположились на кухне и вместе взялись за приготовление.
Головин такими голодными глазами смотрел на домашнюю еду, что я не удержался:
— Неужели ты перешел на казарменное обеспечение? Помнится мне, твоя матушка отменная хозяйка и всегда накрывала роскошные обеды.
— Не дави на больное, — сразу же завелся Николай. — Матушка чересчур радушная хозяйка, если выражаться сдержанно. Удивительным образом в обеденное время в нашем доме начали появляться девицы!
Я рассмеялся, поняв в чем проблема. Графиня Головина решила женить сына и ничто не могло её остановить материнскую заботу.
— Вот ты смеешься, а я поесть нормально не могу! — возмутился друг. — Все эти расшаркивания, знаки внимания, положенные по этикету, и бесконечные беседы черт знает о чём!
— Ну право, женщинам просто интересно совсем другое…
— Женщины — страшные существа! — категорично заявил Головин. — Клянусь, я никогда в жизни не женюсь!
Я очень хотел ему посочувствовать, но не мог прекратить смеяться. Друг сделал вид, что обиделся, но долго не продержался и тоже расхохотался.
— Честное слово, я пригрозил столоваться по ресторанам, но боюсь матушка и туда сможет мне подсовывать барышень. Ума не приложу, как от этой напасти избавиться.
— Ну так влюбись, — предложил я.
— Я же серьезно…
— Я тоже. Выбери предметом воздыхания ту, которая точно не устроит Головиных. Главное, не перестарайся, чтобы ничего неприличного. На свадьбе настаивать не будут, но невест перестанут подсовывать.
— И как это сделать? — Головин весь обратился во внимание.
— Что? — не понял я.
— Ну, влюбиться?
Я тяжело вздохнул и подумал о припрятанной где-то в кухне наливке. Прежде чем вливать в капитана премудрости любовные, нужно было влить эликсир их понимания.
Из коридора раздались торопливые шаги. Вбежал раскрасневшийся Прохор и сообщил:
— Молодой господин, Лука Иванович очнулся!
Глава 16
Головин вежливо остался на кухне, заканчивать обед без меня. Друг без лишних слов понял, что сейчас не время для посещений. Да и, как мне казалось, моего деда он побаивался.
Я направился к спальне, слуга шел за мной, наступая на пятки и постоянно за это извиняясь.
Целитель поджидал у дверей и немного напряженно сообщил:
— Его сиятельство в сознании, но… Не в настроении.
— Что это значит? Он в порядке? — нахмурился я.
— Физически — да. Процесс исцеления идет по плану. Но, боюсь, граф слишком… эмоционально встревожен. Отказался принять успокоительное и, кхм, попросил меня удалиться.
Я вопросительно взглянул на Прохора.
— Выгнал он нас всех, — тихо объяснил старик.
— Александр Лукич, — целитель чуть замялся. — Без согласия пациента я не имею права его лечить. Либо так, либо с разрешения официального опекуна.
— Я вас понял, Павел Федорович, — я кивнул. — Вы пока сходите, отобедайте и отдохните немного. Прохор, сопроводи, будь добр. Я поговорю с графом. Уверен, что смогу его убедить продолжить лечение.
Они ушли, а я ещё немного постоял перед дверью, собираясь с мыслями.
Затем резко выдохнул и решительно зашел внутрь.
Граф Лука Иванович Вознесенский выглядел плохо. Хуже, чем когда я увидел его по возвращении. И дело было в его глазах. Во взгляде деда не было ничего, полная пустота и отрешенность.