Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
— Не молчу, а про людей рассказываю, — отвечал я.
— Тьфу, тебе про Ерему, а ты про Фому, — возмущался известный скульптор. — Ладно, пошли дальше…
А речь шла про Василия Зайцева, того самого, который в поединке с суперснайпером берлинской школы майором Конингсом победил — вложил свою пулю точно между глаз «суперу».
…Бывший охотник Василий Зайцев однажды повел полковых разведчиков за передний край. Он уговорил ребят совершить налет на блиндаж, за которым наблюдал через снайперскую оптику, и установил — «важные двуногие росомахи
Выдалась темная, слякотная ночь. Самовольщики уползли в кромешную тьму. В этот момент на КП батальона прибежал связной начальника штаба полка.
— Где Зайцев? Его «ноль девятый» вызывает.
— Ясно.
— И полковых разведчиков «ноль девятый» приказал немедленно вернуть в штаб.
— Тоже ясно. Попробуем разыскать и Зайцева, и разведчиков и выполнить приказание «ноль девятого».
— Немедленно, — напомнил связной, — я не имею права возвращаться без них в штаб.
— Тогда пошли вместе вдоль окопов и траншей искать Зайцева и разведчиков, — предложил я.
Но где их найдешь, если они уползли за передний край. Почти вся ночь прошла в бесследных поисках. Наконец на КП батальона к ногам комбата рухнула массивная туша гитлеровского офицера — обер-лейтенанта с эмблемой гренадера на рукаве. Руки связаны за спиной, рот забит кляпом. И тут же выстроились разведчики во главе с Зайцевым.
— «Язык»?
— «Язык».
— Живой?
— Должен быть живой.
— Кто приволок?
— Все волокли.
— Где взяли?
— Там, в блиндаже за водонапорными баками.
— Кто разрешил такую вылазку?
— Сами себе разрешили, и, как видите, не зря.
Тем временем связной позвонил «ноль девятому»:
— Разведчики и Зайцев нашлись. Они привели «языка».
— Какого «языка»? — послышалось в трубке.
— Похоже, живого.
— Немедленно его ко мне!
— Нет, нет, погодите, он, кажется, не дышит, похоже, задохнулся.
— Откачать! — приказал «ноль девятый».
Однако сколько мы ни старались, восстановить дыхание гитлеровца не удалось.
— Мертвеца приволокли! — возмутился комбат.
— Какого мертвеца… Пощупайте, он еще теплый. Живьем брали.
— Кто перестарался?
— Все старались.
— Кто обнимал его за шею?
Делать нечего, кому-то надо признаваться.
Вперед вышел Василий Зайцев, за ним Николай Туров, сибиряк, таежник.
— Погоди, Вася, — остановил он Зайцева, — ты за бока его держал, а я за шею. Он, товарищ комбат, головой, гад, здорово меня саданул. Губы вот расквасил и два зуба до корней расшатал. Ну я и забылся, что живой «язык» нужен…
Разведчики готовы были наброситься на виновника такого исхода вылазки за «языком», но, зная упругость мускулатуры сибиряка — всех разбросает по углам! — только поскрипели зубами.
— Ладно, ребята, ладно, завтра возьму еще одного и обязательно принесу живым.
Всю вину за самовольную вылазку и за то, что нечаянно удушили «языка»,
Встретил я его на пути к месту «ссылки». На груди автомат, вещевой мешок и противогазная сумка забиты гранатами, ремень увешан подсумками с патронами, в руках винтовка со снайперским прицелом.
— Василий Григорьевич, разгрузись хоть наполовину.
— Не могу. Срок отбытия в одиночке не меньше недели. Запас карман не тянет.
— А как с продуктами?
— По галете на день… Ладно, вытерплю, были бы патроны.
Вечером комбат послал к Василию Зайцеву своего связного.
— Отнеси ему мой термос с чаем и банку тушенки.
Однако раньше связного к Зайцеву пробрался разведчик Николай Туров с запасом продуктов на целых три дня.
— Почему на три? — спросил я Турова, когда он вместе со связным появился на КП батальона.
— Моя программа за «языком» рассчитана с этого часа на три дня.
— Опять в самоволку?
— Слово дал, надо выполнить.
— Пошлют тебя за это в штрафную.
И он ответил на это точно так же, как сейчас Михаил Иванович:
— Ладно, пусть посылают. Лишь бы руки и ноги не отсохли. И там, в штрафной, для меня работы хватит.
Не отправили Николая Турова в штрафную: точно в назначенный для себя срок он приволок живого «языка». Командир дивизии наградил его медалью «За отвагу». Ссылка Василия Зайцева тоже закончилась через три дня: он «на Камчатке» увеличил свой личный счет почти на целую дюжину, и его отозвали оттуда для организации коллективной охоты за кочующими ручными пулеметчиками противника на подступах к заводу «Красный Октябрь».
И все закруглилось словом — «ладно, ладно»…
Над кедровым царством разыгралось солнце. Шумно застрекотали кедровки.
— Кто их всполошил?
— Никто, сами себя они всполошили, — ответил Михаил Иванович.
— Как?
— Когда шишка крепко сидит на ветке, тогда кедровка долбит ее молча. А если тронула шишку и та полетела на землю, кедровка поднимает шум, отгоняет грызунов от своей добычи. Слышите, как там попискивают бурундуки, цокают белки?
— Значит, и нам пора подниматься, — подсказал робким голосом Илья Андреев, обращаясь к командору.
— Пора, — согласился Михаил Аркадьевич.
Распределение обязанностей членов бригады взял на себя Илья Андреев. Всех разделил попарно. Один лезет на кедр трясти ветки, другой собирает шишки в мешок и доставляет их к «агрегату». Самых молодых — моего сына и Геннадия — направил к вершине Кедровой горы, Елизарьева и Федорова — на левый склон, Мичугина и Блинова — в разведку вдоль ключа, сам с сыном определился «шишкарить» на противоположном косогоре, меня оставил сторожить хозяйство возле фургона.