Ожоги сердца (сборник)
Шрифт:
К полудню палата опустела. Четверо из шести выписались с направлением по месту постоянного места жительства. Не получил такого предписания только один. Его оперировали позавчера. Он лежал на самой большой кровати, поставленной возле окна. Огромный, грузный, дышал прерывисто, на глазах целые копны бинтов.
— К вечеру его тоже должны выписать. Ждем Святослава Николаевича, — сказала палатная медсестра, показывая глазами на кровать возле окна.
— А что с ним?
— Катаракта была. Теперь сняли. Новые хрусталики поставили. Ничего не видел шесть лет.
— Восемь, — уточнил тот.
Часа через два в палате появился Святослав Николаевич.
— Так, Борис Маркович?
Больной ответил:
— Шутите, Святослав Николаевич.
— Шутить никому не запрещено. Но, похоже, вы не верите мне. Поднимайтесь.
Ассистенты помогли больному сесть, зашторили окно и принялись неторопливо снимать бинты и тампоны. Наступила тишина. Последнюю повязку снимал Святослав Николаевич, приговаривая:
— Тихо, тихо… Не спешите открывать веки… Вот так, так…
И вдруг невероятное: грузный Борис Маркович с удивительной легкостью вскочил на ноги, волчком повернулся, ощупывая руками свои бока, плечи, затем протянул ладони к затемненному окну, словно норовя поймать в горсть воздух, подносил руки к глазам.
— Свет, свет!.. Вот он, на моих ладонях, Святослав Николаевич, вот он, на ладонях!.. Или это сон?
Святослав Николаевич посмотрел на часы, ответил:
— Через пятнадцать минут по телевидению футбол «Спартак» — «Динамо». Держитесь не ближе трех метров от экрана.
— Я вижу яснее, чем до наступления слепоты.
— Так и должно быть… Мы вживляем просветленные голубые хрусталики. Голубые, — уходя, подчеркивал Святослав Николаевич. За ним последовали ассистенты.
Борис Маркович растерянно топтался на месте, метнулся к дверям, остановился, вернулся обратно к своей кровати и, ощупывая подушку, одеяло, тумбочку, подоконник, похоже, проверял увиденные предметы по привычке ощущениями. Не зря же говорят, что у слепых зрение перемещается в пальцы рук.
— Ух, ух, — выдыхал он. — Просветление… Просветление…
В палату вернулась сестра. Она увела Бориса Марковича к телевизору. А в моих ушах продолжали звучать его вздохи и радостные возгласы: «Свет, свет… Вот он, на моих ладонях!»
Значит, профессор Федоров умеет дарить людям такую радость — возвращать зрение. Буду надеяться и я…
Преображение Листвянки
Беглая тучка неожиданно распустила свои космы по самой земле, и асфальт на полевой дороге в Листвянку обрел блеск лакированного ремня — любуйся его блеском, но не добавляй газу, иначе машину занесет в сторону. Справа бронзовеет массив спелой пшеницы, слева серебрятся метелки овса — венчальное платье здешних земель…
У перелеска маячат хоботами уборочные агрегаты. Издали они напоминают самоходные артиллерийские установки. Дай сигнал — и загремят залпы, затем ринутся сопровождать огнем и колесами атакующие части. Но агрегаты стоят — остановил их дождь. Это огорчает сидящего за рулем «Волги» Анатолия Павловича Иленко. Он вглядывается в косогорную даль, где, похоже, дождь не тронул нивы.
— Вот так, с весны жарило, а теперь на созреве «бригадные» дожди вынуждают маневрировать. И людей не хватает… Но ничего, нам не привыкать
Скуповатый на слова, он сказал это так, как обычно говорили опытные командиры в конце войны под огнем артиллерии противника: «Ничего, друзья, не то было, а это выдержим!»
Анатолий Павлович хорошо знает капризы здешней погоды: пять лет он был директором крупного совхоза и вот уже шестой год трудится на посту первого секретаря Тисульского райкома партии Кемеровской области.
Земли этого района граничат с Красноярским краем, большая часть пахотных угодий примыкает к необозримой горной тайге. Она, эта тайга, и подбрасывает сюда в осеннюю пору излишние осадки. Закудрявится седая голова Таскыла Таскыловича, как величают здесь господствующую над горной тайгой высоту, и через считанные часы закружат над полями косматые тучи — родоначальницы «бригадных» дождей. Полощут зерновые то там, то тут именно в те дни, когда начинать косовицу. А то еще сентябрьский снег повалит. Таежная Сибирь — ничего не поделаешь. Вот и приходится маневрировать уборочной техникой кавалерийскими методами днем и ночью, вырывать у природы галопом солнечные часы. В такие дни и секретарю райкома, и руководителям колхозов, совхозов, и механизаторам, как говорится, приходится спать в седле. А как же иначе, ведь труженики района взяли обязательство досрочно выполнить план по зерну, мясу, молоку и создать прочный задел для успешного выполнения плана.
Так и будет. У сибиряков слова не расходятся с делом.
Дорога взбежала на солнечное взгорье.
— Вот и Листвянка. — Не может быть.
— Листвянка, — не скрывая улыбки, подтвердил секретарь райкома.
Деревня раскинулась в долине реки Сирты перед грядой высоких гор с отлогими скатами. Не помню, в третий или четвертый раз я побывал здесь осенью 1938 года. Брел сюда из районного центра по проселочной дороге пешком. И когда за спиной осталось больше двух десятков тяжелых в ту пору верст, передо мной открылась деревенька, названная Листвянкой, вероятно, потому, что ее когда-то окаймляли сибирские лиственницы. Мне предстояло провести комсомольское собрание, избрать делегатов на районный слет осоавиахимовцев — активистов по подготовке молодежи и населения к обороне страны и принять участие в завершении уборки урожая.
Молодежи в Листвянке было много. Парни и девушки как на подбор, рослые, красивые, энергичные. Вечером провели комсомольское собрание, а ночью сыграли тревогу с выходом на условные рубежи «обороны». Руководил действиями сам председатель колхоза, сохранивший армейскую гимнастерку десятилетней давности с отпечатками треугольных знаков на петлицах. К утру он вывел свое «войско» к полевому стану и, объявив благодарность отличившимся активистам оборонного дела, определил объем работ на день.
Удивительное было время и удивительные люди: целую ночь не смыкая глаз совершали перебежки в противогазах, занимали высоты за рекой, а утром двинулись к своим рабочим местам, и ни слова об усталости.
К полудню разыгралось солнце. Мне тогда довелось копнить скошенный овес на участке звена братьев Гончаровых. Неутомимые силачи Игнат, Павел, Михаил и Антон — сыновья полевода Василия Гончарова, — улыбаясь ясному небу, работали вилами и граблями с таким азартом, что по сравнению с ними я выглядел помехой в горячем деле. К вечеру сюда подоспела их сестра, белокурая и подвижная Фрося. Подоспела вместе с подругами. Девушки буквально с ходу принялись подбирать валки на ближнем загоне. В сумерках послышался голос Фроси: