Озорница
Шрифт:
Картинки возникали и пропадали, а на смену приходило иное видение. Маленькая девочка пускалась в танец по темной комнате и вдруг, остановившись, заглядывала Эмили в лицо. Во взоре ребенка читалось сострадание, девочка явно не могла понять, почему люди причиняют друг другу невыносимую боль.
Внезапно Эмили поняла: это она сама, такой она могла бы стать, если бы отец не погиб от пули, выпущенной ее любовником. Да, именно такой она могла вырасти: доверчивой, любящей, твердо убежденной, что жизнь прекрасна и мир населен исключительно
Именно этого ребенка Джастин одарил своей любовью, а потом нанес смертельную рану, утаив жестокую правду. Сложись ее жизнь иначе, Эмили могла бы ему все простить, но позади у нее годы одиночества, она выросла в условиях, когда каждый новый день нес с собой испытание на прочность, мучение и пытку, когда нужно было бороться и доказывать свое право на самостоятельность, выстоять и сохранить чувство собственного достоинства. Сейчас внутри бушевала буря, грозившая разметать, разнести в клочья любовь.
Эмили протянула руку, чтобы коснуться лучезарного личика девочки, но та отпрянула и растворилась в темноте.
32
«Если ты когда-нибудь задумаешься над прошлым, хотелось бы надеяться, что не будешь судить меня слишком строго…»
На следующий день после завтрака в дверь комнаты Эмили постучал Пенфелд и несколько напыщенно объявил:
— Их светлость просят вас почтить своим присутствием его кабинет.
«Что у него с голосом? — подумала Эмили. — Вконец охрип, бедняга, как будто с перепоя. Или у меня просто воображение разыгралось?»
— Передай их светлости, что я незамедлительно откликнусь на его призыв, — в тон слуге ответила девушка.
Одеваясь, она решила выглянуть во двор и убедилась, что под ее окном по-прежнему слоняется один из слуг, которого Эмили приметила еще до завтрака. Сейчас он стоял перед розовым кустом, изучая голые ветки с таким вниманием, словно решил посвятить этому занятию всю оставшуюся жизнь. Девушка взяла с умывальника тазик, до краев наполненный горячей водой, и выплеснула на голову ничего не подозревающего соглядатая.
— Черт побери! Что за напасть? — заорал слуга, отплевываясь и отряхиваясь, как мокрый пес.
— Привет, Джейсон, — вежливо поздоровалась Эмили. — Прости, пожалуйста. Никак не ожидала, что кто-то окажется под моим окном.
Паренек вскинул глаза, и при виде Эмили веснушчатое лицо его расплылось в застенчивой улыбке.
— Да все в порядке, мисс Эмили, — засмущался он. — Мне велели осмотреть розовые кусты на предмет…
— Ищешь жучков-вредителей? — подсказала Эмили.
— Ага, точно, их самых, — с готовностью согласился паренек. — Говорят, в этом году пропасть вредителей.
— Ну, что ж, тебе остается возблагодарить
Спустя некоторое время она снова выглянула в окошко и с удовлетворением отметила, что совершенно мокрый Джейсон, с одежды которого ручьями стекала вода, образовав небольшую лужицу под ногами, теперь занял позицию на почтительном расстоянии от стены дома, но глаз с ее окна не спускает.
Открыв дверь, Эмили обнаружила, что Пенфелд покорно дожидается ее выхода.
— Я провожу вас, мисс, — коротко объяснил он свое необычное поведение.
— Вижу, нынче тюремщикам новую форму выдают, — мимоходом заметила девушка, щелкнув пальцем по накрахмаленному воротничку слуги.
Однако Пенфелд не поддался на провокацию и проводил Эмили до кабинета в полном молчании. Девушка вошла маршевым шагом и застыла по стойке «смирно» перед массивным письменным столом. Джастин равнодушно посмотрел на нее поверх очков для чтения и вновь углубился в бумаги, раздраженно черкая пером.
— Надеюсь, после нашего вчерашнего разговора тебе стало ясно, почему я не мог рассказать тебе всей правды значительно раньше, какими мотивами при этом руководствовался? — спросил герцог, не поднимая головы. Перо скользило по плотным белым листам, скрепленным в матерчатой папке.
— Мне все предельно ясно. Ты предпочел остаться в Новой Зеландии для того, чтобы заняться самобичеванием. Насколько я понимаю, ты испытываешь некое наслаждение, терзаясь чувством собственной вины, предаваясь самоуничижению и при этом жалея самого себя. Спешу довести до твоего сведения, что не считаю себя вправе лишать тебя этих маленьких удовольствий. Каждому свое.
Перо натужно заскрипело и воткнулось в бумагу, Джастин поднял глаза и внутренне содрогнулся. Перед ним стояла новая Эмили. На ней было знакомое кремовое шерстяное платье и привычные ленточки, вплетенные в каштановые кудри, но выглядела она по-иному. Плечи расправлены, голова гордо вздернута, стальной блеск во взоре.
С нарочитой медлительностью Джастин отложил перо и отчеканил:
— Я прекрасно осознаю, что не вправе просить тебя о чем бы то ни было, но в данном случае, увы, без твоей помощи мне не обойтись.
— Может, чего починить? — участливо поинтересовалась Эмили, наклонившись над столом. — Небось дырка в рубашке? Прикажете зашить? Или что заштопать?
Герцог взвился над столом, грохнул кулаком и, казалось, готов был уже закатить пощечину девушке, но быстро взял себя в руки и продолжил беседу язвительным тоном:
— Спасибо, чинить ничего не надо. Требуются иного рода услуги. К слову сказать, у бича, который я использую для самобичевания, слишком короткая ручка. Впрочем, не беда. На роль бича вполне подойдет твой длинный ядовитый язык, судя по тому, с каким удовольствием ты пытаешься меня отхлестать.