Озорство
Шрифт:
— Не помню, — ответил Гамильтон.
— Как это не помните? Ведь это же было всего три ночи назад.
— Да, кажется, работал в ночную смену.
— А двадцать четвертого марта? В этот день вы не работали в ночную смену. Так?
— Не помню.
— Если вы работали на этой неделе в ночную смену, значит на прошлой неделе ваша смена длилась с четырех до полуночи. Так?
— Возможно, так оно и было, — согласился Гамильтон.
— Посмотрим сюда, — сказал, Мейер. Открыл записную книжку на странице, где был напечатан календарь, и снял колпачок с шариковой ручки. — Вчера и сегодня вы выходной... это
Гамильтон молчал.
— А предыдущие пять дней вы работали в ночную смену.
Это было с двадцать восьмого марта по первое апреля.
— Возможно, так оно и было, — повторил Гамильтон.
— Да, так оно и было, — подтвердил Мейер. — А перед этим вы отдыхали два дня. Двадцать шестого и двадцать седьмого, четверг и пятница...
Гамильтон подавил зевоту.
— А пять дней до этого вы работали с четырех до полуночи.
— Гм-мм.
Разговор этот ему надоел до смерти.
— С двадцать первого по двадцать пятое, — продолжал Мейер.
Гамильтон вздохнул.
— Следовательно, вы никак не могли работать 24-го после полуночи.
— Не мог.
— Итак, после полуночи вы не работали и гуляли по городу? — произнес Мейер и любезно улыбнулся.
Гамильтон уставился на него.
— А не припомните ли, куда вы пошли, закончив смену в полночь 24-го марта? — спросил Мейер.
— Домой спать. Точно.
— Сменились в полночь, отправились прямо домой и легли спать. Я вас правильно понял?
— Это мой обычный распорядок.
— И вы его придерживались в ту ночь?
— Да.
— Точно?
— Несомненно.
— А не заезжали ли вы случайно на железнодорожную станцию «Уитком-Авеню», а?
— Я уже говорил, что не знаком с...
— Потому что именно там оказалась женщина, — прервал его Мейер. — Рано утром 24-го марта.
— Позвольте узнать, о чем вы говорите.
— А два дня спустя подбросили Чарли, — продолжал Хейз. — В четверг утром 26-го. В ваш выходной день.
— Чарли, а фамилия? Я же сказал, что знаком с сотнями Чарли.
— Не угодно ли вам встретиться с нашим Чарли? — спросил Мейер.
— Нет.
— Ну а с Рубином Шэнксом?
— Сколько раз повторять, что не знаю его?
— А вот они, кажется, вас знают, — сказал Хейз.
Комната для допросов была занята, и поэтому сыщики беседовали с Джеффри Кольбертом в относительно тихой канцелярии. А помещение следственного отдела в это время заполонили разновозрастные подростки с дурными манерами. После окончания уроков они не придумали ничего лучшего, как застрелить своего одноклассника. И надо же было случиться, что в этот момент мимо школьного двора проезжала полицейская машина. Одни пронзительными голосами звали мам, другие адвокатов, и все в один голос заявляли, что мальчишку, бегавшего по школьному двору, убили двое полицейских, въехавших в школьный двор на машине. Да еще выстрелили ему прямо в голову. Они доказывали свою невиновность, и их крики, вопли и мольбы разносились по коридору второго этажа, но почти не проникали сквозь дверь в канцелярию. Там Паркер с Клингом предъявили Кольберту свидетельское показание, которое никакой юрист не смог бы оспорить.
Как только Мириам Хартман прямо и недвусмысленно опознала Кольберта, у сыщиков появилась возможность обвинить его по четырем пунктам
И Кольберт, абсолютно уверенный в своем безупречном знании законов, с готовностью удовлетворил требование сыщиков.
Когда этот вопрос был решен, Клинг произнес:
— Мистер Кольберт, мы хотели бы кое-что показать вам, а потом попросим вас кое-что сделать для нас. После этого мы позвоним в окружную прокуратуру и пригласим сюда следователя. Прежде всего мы покажем вам ответ, полученный нами по факсу из дактилоскопической лаборатории. Согласно заключению экспертов, отпечатки ваших пальцев полностью совпадают с отпечатками, снятыми нами с банок с красками, которые мы обнаружили в шкафу вашего компаньона. Не желаете ли ознакомиться с ответом?
Кольберт прочитал факс.
И не сказав ни слова, вернул его сыщикам.
— А теперь мы хотели бы ознакомить вас с подписанными письменными показаниями девушки... женщины по имени Мириам Хартман, которая уверенно опознала вас как человека, купившего у нее эти банки с красками после полудня 25-го марта. Не желаете ли ознакомиться с этим документом, сэр?
Кольберт прочитал подписанные письменные показания Мириам.
И вернул их сыщикам.
— А теперь, сэр, мы попросим вас сделать вот что... если вы...
— Мы хотим, чтобы вы сделали вот что, — нетерпеливо прервал коллегу Паркер. — Напишите на этом листе бумаги слова, которые мы вам сейчас продиктуем. Вот что мы хотим, чтобы вы сделали, сэр, — прибавил он и бросил быстрый взгляд на Клинга.
— Не желаю отвечать ни на какие вопросы, — сказал Кольберт.
— А мы и не задаем вам никаких вопросов, сэр, — возразил Клинг. — Хотя вы отказались от своего права на адвокатскую защиту и заявили, что будете защищать себя сами, однако согласились отвечать на любые наши вопросы. Но у нас сейчас нет к вам вопросов, сэр. Есть только просьба. Это все равно что если бы мы попросили вас надеть шляпу, прикоснуться пальцем к носу, предстать перед свидетелем, чтобы он опознал вас, позволить взять отпечатки ваших пальцев...
— Что мы уже, кстати, и сделали, — прервал коллегу Паркер и подумал: «Без твоего разрешения, будь ты проклят».
— Это то, что можно назвать различием между свидетельскими и несвидетельскими показаниями, — пояснил Клинг.
— Так что вы хотите, чтобы я написал? — спросил Кольберт.
— Всего лишь пять слов, — ответил Клинг и протянул ему через стол бумагу и ручку.
Кольберт взял ручку.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Я убил...
— Нет, я не буду...
— ...троих...