Озорство
Шрифт:
— Предположим.
— На месте преступления возле книжного магазина мы обнаружили пули. Что если они были выпущены из вашего револьвера?..
— Даже если вы и найдете револьвер, то не докажете, что он принадлежит мне. И не докажете, что я из него стрелял. Пока мы ведем чисто теоретические разговоры. Предъявите мне ордер на обыск и идемте искать револьвер. Вот тогда и поговорим.
— Выйдем на минутку? — проговорил Паркер.
Клинг озадаченно посмотрел на него и ответил:
— Хорошо.
— Он знает, что мы не найдем револьвер ни в его квартире, ни в машине — нигде, — сокрушался
— Но ведь почерки-то совпали, — напомнил ему Клинг.
— Разве этого достаточно, чтобы обвинить его по четырем пунктам убийства второй степени? — спросил Паркер. — Мы предадим его суду, там назначат своего эксперта-почерковеда, а он заявит, что это я сам написал проклятую записку.
— Минутку, — сказал Клинг. — Если револьвер не у него, то у кого тогда он может быть?
— У какого-нибудь аллигатора, плавающего в сточной трубе, — усмехнулся Паркер.
— Нет, — произнес Клинг. — Где мы нашли банки с красками?
В комнате под вестибюлем заместитель окружного прокурора Нелли Бранд вела приблизительно такой же разговор с Мейером и Хейзом.
— Допустим, мы получили разрешение суда на обыск его машины, — сказала Нелли.
— Именно это мы и должны сделать, — подхватил Мейер. — И как можно скорее.
— Согласна, — продолжала Нелли. — И, допустим, мы найдем там несколько волосков или частички кожи и сможем доказать, что они принадлежали старушке, умершей от сердечного приступа...
— Ее уже похоронили, — сообщил Хейз.
— Мы можем получить разрешение суда на эксгумацию тела, — возразила Нелли.
Мейер скептически посмотрел на нее.
— А можем и не получить. Но предположим, мы найдем волокна от ее платья, ночной сорочки или еще чего-нибудь. Прибавьте к этому одеяло, и мы, возможно, докажем, что он имел дело со старушкой. Это уже потянет на класс А. Мало улик, но чем черт не шутит? А на класс С — вне всякого сомнения.
— На что мало улик? На класс А?
— Найденные волокна одежды, волосы и прочее позволят нам доказать, что она действительно была в машине. И только, — объяснила Нелли. — А вот доказать, что машину вел он, не сможем.
— Двое других его опознали. По их словам, он вел машину и завез их туда, где их нашли.
— Двое других не умерли, — напомнила Нелли.
— Несмотря на все усилия отправить их на тот свет, — сухо заметил Мейер.
— И хорошо, что они живы. Но то, что он сделал с ними, квалифицируется как тяжкое преступление класса D. Я скажу Кэмбеллу, что мы квалифицируем случай со старушкой как убийство второй степени, а случаи со стариками как неумышленное создание ситуации, опасной для жизни. Он возразит, что у нас нет доказательств причастности его клиента к смерти женщины. И надо признаться, у нас их действительно нет и не будет, если осмотр машины Гамильтона не даст результата или не обнаружатся другие его наниматели. Если это случится, можно будет считать, что нам крупно повезло. А если мы ничего не найдем в машине, придется снять пункт обвинения, связанный со старушкой. Мы сконцентрируем усилия на расследовании двух других случаев.
Кэмбелл приложит все силы к тому, чтобы квалифицировать их как неосторожность второй степени, несчастный случай класса А. А я отвечу ему: «Нет. Я согласна исключить из обвинения случай со старушкой, но остальные преступления вашего
А я отвечу ему: «Нет. Самое меньшее, на что я соглашусь, это один максимальный срок по классу D за оба преступления. А дальше уж как решит судья». Ну, а если он будет выдвигать новые требования и его клиент по глупости поведет себя так, что ему могут дать пожизненный срок, я вспомню старушку и буду ходатайствовать в суде, чтобы его судили и по статье за убийство второй степени. Тогда Кэмбелл согласится на один максимальный срок по классу D. В суде он будет ходатайствовать об условном освобождении или отбывании срока не в тюрьме. А я буду настаивать на сроке заключения от двух лет четырех месяцев до семи лет за каждое преступление с отбыванием наказания в исправительной тюрьме штата. Думаю, что в конце концов он согласится на срок от одного года восемь месяцев до пяти лет по каждому пункту.
— А как быть со старушкой? — спросил Мейер.
— Если мы найдем какую-нибудь улику в его машине, я обязательно буду ходатайствовать, чтобы его судили по статье за убийство второй степени.
— А если ничего не найдем?
— Иногда приходится и проигрывать, — пожала плечами Нелли. — Постараемся, чтобы этого не случилось. А теперь разрешите вас покинуть.
Когда Паркер и Клинг вернулись в половине седьмого вечера, Кольберт все еще сидел за длинным столом в комнате допросов.
Он поднял глаза на сыщиков, улыбнулся Клингу и произнес:
— Ну как, идем ко мне домой?
— Сначала мы вам зададим еще парочку вопросов, адвокат, — ответил Клинг. — А потом вы расскажете все, что знаете об этом деле.
— Вот как? Это уже лучше.
— Вы совершенно уверены, что мы не найдем револьвер.
Так ведь?
— Я вам уже сказал: получите ордер на обыск.
— Именно это мы и собираемся сделать. И пойдем с обыском в дом номер 1137 по Олбермарльской Дороге.
Кольберт заморгал глазами.
Но сразу же овладел собой.
— С чего вы взяли, что судья удовлетворит подобное ходатайство?
— Думаю, мы сможем достаточно аргументировать его, и он позволит нам обыскать квартиру Уилкинс, — ответил Паркер. — Там мы нашли банки с красками. А на них обнаружили отпечатки ваших пальчиков. Может быть, и револьвер там спрятан.
— А разве это преступление — покупать краску? Вы не сможете увязать покупку краски с каким бы то ни было преступлением.