P.S. моей ученице
Шрифт:
Вчера я провел отличную ночь. Да, это так. Несмотря на некоторые факторы, мешающие мне целиком и полностью насладиться нашему времяпрепровождению, я остался доволен. Инна своими округлыми бедрами и большой грудью все-таки смогла доставить удовольствие нам обоим, хоть и не заметила моего мешкающего поведения. А я… не всегда зацикливался на своих мыслях, которые возвращали меня в подземный переход, где проходила одна маленькая девушка, опечаленная на весь мир. Я бы даже сказал, отчаявшаяся. Одно я знал точно — если бы не эти малолетки, я бы мог упиваться компанией этой нимфы, вместо того, чтобы торопиться вылететь из дома и наблюдать за недвусмысленным разочарованием моей спутницы. Но где бы находились мои
Почему я вспомнил о Сафроновой именно сейчас — непонятно, но факт остается фактом. Я думал о ней после того, как посадил Инну в такси, заказанное заранее, воспроизводил в памяти ее печальный образ, который хотелось загородить и защитить от бед, стоило мне завести машину и выехать на трассу. На кой черт эта девчонка засела в моей голове в столь неподходящий момент? Почему даже сейчас она не желала оттуда выходить, когда я дал себе обещание больше не воспринимать подобные ситуации близко к сердцу, отключая отцовский чувства? Причин может быть множество, однако ни одна из придуманных не оправдывала мои мысли. И поступки. Пока я не переключил внимание на что-то более важное.
Опять пробки. В эту долбанную рань, в чертов выходной здесь, стоял затор похуже, чем первого сентября. Какого хера? Ау, вы там наверху! Вы специально решили так поиздеваться надо мной? Чем я это заслужил? Хотя какая разница! Я зверски опаздываю, а ехать мне осталось совсем чуть-чуть. А нет, авария какая-то. Но это не меняет сути дела — не обгонишь и не объедешь. Пришлось заезжать во дворы и парковаться возле парка неподалеку от школы. Еще идти пешком до этой долбанной школы. Блядь! Бесит! Все бесит! Бесит это ебучее солнце, слепящее глаза, бесит эта недопрогулка, где я не наслаждаюсь свежим воздухом и пустующим парком, а буквально бегу. Бесят тот старик и малолетняя девчонка, сидящие беззаботно на лавочке возле фонтана и болтающие о чем-то своем. Только вот остальные раздражающие факторы меня совсем перестали беспокоить, пока я не подошел ближе к этой парочке.
И эти две фигуры я не мог не узнать…
Об одной из них я размышлял несколько минут назад, а другую — знал уже давно. Глеб Николаевич сидел на одной лавочке вместе с Сафроновой, которая то и дело терла глаза кулачками, которые под объемным белым свитером выглядели еще меньше. Но не это меня шокировало. Я никогда не представлял близкого мне человека рядом с ней. С одной из неприятных мне фигур. Вряд ли мог назвать Сафронову врагом, она всего лишь нерадивая ученица, но вот Глеб Николаевич дорог мне, как и я ему.
Мы познакомились несколько лет назад во время моей утренней пробежки. Да, были времена, когда у меня находилось время по утрам заниматься бегом, но сейчас это не имело никакого значения. Нас объединяло кое-что общее — мы оба потеряли своих вторых половинок, только разница в том, что у Глеба Николаевича со своей покойной женой осталось множество воспоминаний, в отличие от меня. Нас с Тасей объединяли всего четыре года. Для кого-то это много, но для меня — мало. Слишком мало времени нам вдвоем было уготовлено. Слишком долго я тосковал по ней. Наверное, Глеб Николаевич один из тех стариков, которые не ворчат и не сидят у подъездов, обсуждая нравственность нынешней молодежи. Он тот, кто в свои восемьдесят сможет понять любого человека, как когда-то понял свою жену, как когда-то понял мое плачевное положение. Только что там делала Сафронова — понять я не мог.
— О, Стас, а мы как раз о тебе говорим! — радостно воскликнул старик, показывая оставшиеся зубы, которые были видны сквозь пышные черные усы. Он обратил на меня всеобщее внимание, ликуя от неожиданного появления, однако я такого ликования не разделял и, видимо Сафронова тоже. Нет, я рад встретить Глеба Николаевича и в свободное время послушать его истории,
— Здравствуйте, Глеб Николаевич, — поздоровался я с дедом, пожав его морщинистую руку. За дни разлуки он не изменился — так же приветлив, несмотря ни на что, в отличие от меня, хотя я старался не вымещать свой гнев на старика — все-таки он ни в чем не виноват. В отличие от нее. — И тебе доброе утро, Сафронова, — поприветствовал я девчонку, которая смотрела на меня во все глаза. Сегодня она еще более странная, чем обычно. Взгляд какой-то перепуганный, будто ожидала увидеть кого угодно, только не меня. Поверь, деточка, я думал практически так же.
— Доброе утро, Станислав Родионович, — слегка заикаясь, произнесла она, все так же испуганно смотря мне в глаза.
Ощущение, будто она пыталась стать невидимкой, только вряд ли бы ее это спасло от моего зоркого глаза — все равно бы увидел, только вряд ли обратил бы внимание, не будь она в компании с моим хорошим знакомым.
— Ты не хочешь с нами посидеть? — спросил Глеб Николаевич, похлопывая справа от себя ладошкой. Не хочется разочаровывать деда, но все-таки придется.
— Простите, Глеб Николаевич, работа ждет, — с сожалением ответил я. На самом деле, если бы у меня внезапно появилось свободное время, я бы посидел на лавочке вместе со стариком, провел бы отлично время, но мои замыслы вряд ли воплотятся сегодня в реальность. А во всем виноваты эти чертовы малолетки, в том числе и эта Сафронова. Интересно, почему она не в школе? Да и рюкзака рядом с ней не наблюдалось. Странно. — Кстати, Сафронова, ты в этом собираешься идти репетицию? — спрашиваю ее, придав своему голосу более жесткий тон, чем до этого. Переборщил, да? Ну, уж извините! Я сейчас вряд ли могу показаться хоть кому-то вежливым — не до этого мне сейчас.
Я ощущал на себе не только опасливый взгляд Сафроновой, смотрящей мне в глаза, но и недоумение Глеба Николаевича. Да, знаю, как это выглядит со стороны, но хочу надеяться, что на все вопросы старика смогу ответить потом. Не сегодня. Не сейчас, когда я так зол на все и вся.
На странность, девчонка реагирует не сразу, только после нескольких долгих секунд вытолкнула из своего горла один единственный вопрос, которым я задался ранее:
— Какая репетиция? — я бы мог сказать, что она косит под дурочку, но вот взгляд практически чистых зеленых глаз говорил мне об обратном. Она так же не понимала моих слов, как и я до этого. Но разве это что-то меняет?
— Сегодня у нас генеральная репетиция в костюмах. Ты в этом будешь выступать? — не припомню, чтобы мать говорила что-то о костюмах, но вряд ли на генеральную репетицию приходят в чем попало. Именно так сейчас одета Сафронова — в чем попало: белый легкий свитер, темные джинсы и кроссовки. Складывалось ощущение, будто собиралась очень быстро. Как и я. Что-то очень много похожих вещей мы совершили сегодня утром. Или мне только так кажется?
— Мне сказали, что генеральная репетиция в понедельник, — ответила она. А я даже об этой информации не знал. Надо бы поймать Афанасьева и приструнить за плохое руководство процессом. Маленький сорванец! Но это потом. Позже.
— Сейчас это никакого значения не имеет. Вставай, — приказал я девчонке, вытягивая ее, как маленькую, за руку. Вот из-за кого, но из-за этой малолетки мне не хочется нажить себе проблем. И так задержали репетицию из-за моего опоздания, так еще я стою здесь и объясняю элементарные вещи. Сколько минут прошло? Пять? Десять? Насрать! Нам нужно идти.
Только я хотел уже попрощаться со стариком и быстрым шагом пойти в школу вместе с Сафроновой, Глеб Николаевич поднялся со своего места и приблизился к моему уху, заставляя меня слегка нагнуться практически на девяносто градусов.