Шрифт:
Часть первая
Разноцветные лошадки
Глава первая
Раз, два, три, если сможешь — убеги!
Зонтик у карусели яркий, отсвечивает лаком. Под ним на тонких трубочках разноцветные лошадки с наездниками. Через одного — девочка в длинном платье, мальчик в черном костюмчике. Основание, как бисквитный торт, украшено розовыми завитками, пастельным взбитым «кремом».
С легким треском поворачивается ключик. Щелкает механизм. Пронзительная
Эля всегда выбирала белую лошадку. Зеленая уздечка, красная попонка. За ней скакал мальчик на черном коне. В черном костюмчике. Ах, как это было красиво. Черная уздечка. Белая попонка. Сам мальчик с темными волнистыми волосами. Розовощекий. Улыбается.
Улыбающегося мальчика в черном костюмчике Эля увидела к концу дня у себя на парте. И уже потом — разобранную карусель. Зонтик, торт-подставку, замершие вверх ногами лошадки. Ключик вяло завершал свой оборот. Скрипел поломанный механизм.
— А-а-а-а! — заорали у Эли за плечом.
Сразу появилось много лиц. Перепуганных, возмущенных, довольно скалящих зубы.
— Сломали!
Верещала Дронова. Распахивала свои и без того огромные глаза, прикрывала рот ладошкой. Какой ужас! Какой кошмар!
— Ой! Подумаешь! Набор винтиков! — Сашка Максимихин бросил на парту последнюю всадницу. Белая лошадка, красная попонка.
— Зачем ты это сделал?
Ирина Александровна острой бритвой прошла через взбаламученный класс.
— А чего?
Сашка жмет плечами, гнет губы в презрительной ухмылке. Рыжеватый чуб падает на лоб. Глаза щурятся, собираются сухие морщинки. Кожа шелушится.
— Как чего? — всплескивает тонкими руками Ирина Александровна.
У нее черные волосы и «ведьминские», темные, глаза. В первом классе шептались, что она натуральная ведьма. По ночам колдует и летает на метле.
— Ты сломал чужую вещь! Она стоит больших денег!
— Там одна пластмасса. — Сашка уверен в своей правоте. — В нее играть было невозможно, только смотреть. А так — в самый раз. Да она еще работает.
Он подхватывает торт-основание и крутит ключик. Механизм трещит и стонет. Все завороженно смотрят. Словно так оно и должно быть — если музыкальная шкатулка заиграет, значит, ничего не сломалось. Но карамельное основание издает тревожное «бздынь», и ключ начинает проворачиваться вольно, не цепляясь за барабан.
— Отдай! — вырывает остатки игрушки учительница.
Она растерянно смотрит на парту, на свои руки, в глаза Эли, полные слез.
— Ну, и что мне с вами делать?
— Это еще можно починить, — суетится Алка Дронова, подхватывает зонтик с прикрепленными к нему всадниками, пытается вставить их в основание. Но тонкие палочки гнутся, отчего лица всадников кажутся недовольными.
— Ах, не надо ничего делать! — вскрикивает Эля.
Она смахивает пластмассовые детальки с парты и пробирается
— Чего она? — вздыхает ей вслед Сашка. — Интересно же было посмотреть, что внутри. А там фигня всякая. Вам чего, пластмассы жалко?
— Не стоило ребенку в школу дорогую вещь давать, — поддакнула Ирина Александровна.
Рыдая, Эля выбежала из класса. Слова учительницы звучат настоящим предательством. Как она могла такое сказать? Не поддержала, не убила на месте Максимихина своим «ведьминским» взглядом.
Забилась в раздевалке в дальний угол под длинные пальто старшеклассников и ревела в три ручья. В ушах еще стоял механический перебор музыкальной шкатулки. Больше всего было жалко белую лошадку с зеленой уздечкой. Мальчик в черном костюмчике так и не догнал девочку.
— Элька! — обрушилась на нее Дронова. — Ну, чего ты! — Она навалилась сбоку. Ей не жалко, ей интересно, что будет дальше. — Я Максику портфель в женский туалет бросила. Пускай попрыгает.
— А Ирина Александровна?
Эля судорожно всхлипывала. Истерика прошла, оставив после себя легкий звон в голове.
— Написала ему в дневник, вызвала родителей, чтобы они деньги за карусель заплатили. Сколько она стоит-то?
— Нисколько. — Жалость к себе улетучилась вместе с последним всхлипом. Теперь она ненавидела Максимихина. Люто. Навсегда. — Не нужны мне его поганые деньги. А если он ко мне близко подойдет, я его ударю.
Пальто перед ними раздвинулись, оранжевая куртка сорвалась с крючка, повисла на коротко стриженной голове, длинным ухом спустилась к острому плечу. Лешка Дятлов, Сашкин друг, смотрел выжидающе.
— Ну и чего? — протянул он. — Портфель-то верните.
— Вот пускай твой Сашенька идет и берет, — приподнялась с колен Алка.
— Дронова, сейчас в лоб получишь! — Лешка сдернул с головы куртку.
— Это ты в лоб получишь! — кинулась с кулаками Дронова. Но сделать ничего не успела. Сверху их накрыл хрипловатый прокуренный голос:
— Не, ну ты посмотри, молодежь оборзела!
Стоящий спиной ко входу Лешка получил пинок и головой вперед полетел под скрипнувшие секции вешалок. Алка метнулась по дальней стене под окнами, огибая опасный участок с некстати пришедшими старшеклассниками. Эля бежала следом за подругой, твердя старую присказку: «Алла — Эля, Алла — Эля, Алла — Эля». Их дружба началась с этой присказки, с созвучия имен.
— Чего дома-то, ругать будут? — кричала Алка на ходу.
Она все делала быстро и шумно. Даже спала шумно — брыкаясь и вздыхая. Это Эля выяснила в первую же совместно проведенную ночь, когда упросила родителей отпустить ее к подруге.
— Не знаю.
Эля жала плечами. Конечно, она боялась, что мать будет ругаться — карусель привез какой-то ее приятель из-за границы. Это было только сказано — «для дочки», но мама сразу забрала игрушку к себе, поставила на ночной столик. Эля взяла без спроса — очень хотелось показать, какая у нее есть замечательная вещь.