П5: Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана
Шрифт:
Направленный в прошлое глаз богомола видел черную бездну небытия (она не была черной и не была бездной – но именно так отражалась в сознании). Направленный в настоящее глаз видел малахитовый зал с четырьмя зелеными кариатидами. А направленный в будущее глаз видел дядю Петю.
На нем была красная маечка, которой Лена раньше не видела – «DKNY», с расшифровкой «Divine Koran Nourishes You» [1] .
Дядя Петя действительно пришел на собрание в майке с четырьмя буквами:
1
Божественный Коран поддерживает тебя (англ.)
Это
Зато красным было лицо дяди Пети.
Все стало ясно, когда он заговорил.
– Вчера, – сказал он голосом диктора, объявляющего о начале войны, – в одиннадцать сорок два вечера в нашем комплексе предотвращен теракт. Предотвращен в последний момент. Пыталась взорвать себя Симонюк Екатерина тысяча девятьсот девяностого года рождения, работавшая декоративно-эротическим элементом в синей бильярдной. Незадолго перед этим она делала пластическую операцию. Оказалось, что операция была пластическая в самом прямом смысле – вместо силикона гражданке Симонюк установили в груди модифицированный желеобразный пластит пакистанского производства. Детонировать взрывчатку она собиралась с помощью замаскированного под помаду взрывателя. Покушение на теракт произошло, когда на бильярде играли два клиента категории «А». Если бы ее не застрелила охрана...
2
Определенно Ктулху, а не Яхве (англ.)
Дядя Петя зажмурился и провел рукой по лысому черепу. Лена заметила, что, хоть его голова по-прежнему казалась натертой пеплом сигары, белого в этом пепле было больше, чем темного: у него за последнее время прибавилось седых волос.
– В синей бильярдной, – продолжал дядя Петя уже более спокойным тоном, – бильярд стоит на шести минетных ножках. Таких, ну типа как сфинксы с лебедиными крыльями, довольно сложный макияж. Одной из этих ножек и была Симонюк Екатерина. Перед терактом она пыталась прокричать шахаду на арабском, на что, слава богу, и среагировал сотрудник службы безопасности, сразу открывший огонь на поражение. Он представлен к награде. Потенциальные жертвы теракта даже не успели понять, что происходит, они думали, девушка пытается привлечь к себе внимание... Мы ее контакты проверяем сейчас, отрабатываем чеченский след – есть информация, что это смертница из батальона «Риядус Салихийн». Хотя по национальности не чеченка. Как говорится, Шамиль умер, а дело его живет... Девчат, я понимаю, что вы тут ни при чем, но этот случай нам всем сильно аукнется. С вами теперь начнет заниматься идеолог. Не бойтесь, не такой, знаете, старпер советский. Нормальный, современный парень, который объяснит вам все по-человечески, чтоб метастазов в мозгу не было...
– У нас и так метастазов там нет, – сказала Вера. – Если от этих уколов, конечно, не начнутся.
Дядя Петя не удостоил реплику ответом.
– А теперь о наших делах, – сказал он. – Паршиво работаем, девчата. Да-да. В малахитовом зале три клиентозахода за все время. И ни одного в вашу смену. Будет так продолжаться, придется расстаться с малахитовой группой. Поставим зал на перепланировку. Сделаем комнату Маугли. Или уголок таджикской девочки для снафф-экстрима. Голоса такие среди акционеров уже раздаются. Это чтоб вы знали.
– Вы хотите сказать, нас уволят? – спросила Вера.
Дядя Петя сделал обиженное лицо.
– Ну а как ты думаешь, детка, – ответил он. – У нас главный национальный приоритет – конкурентоспособность. Утратил конкурентоспособность – с вещичками на выход. Бесплатно нас кормить никто
– А мы виноваты разве? – спросила Ася. – Мы все делаем как полагается. Мы готовы конкурировать. Это вы должны публику привлечь. Может, шире информировать, что вот есть такой малахитовый зал...
– Что значит – шире информировать? Информация не так распространяется, как вы думаете. Только через word of the mouth. Кто-то заглянул, ему понравилось, он другим сказал. К вам заглядывали люди? Заглядывали. А других не позвали.
– Наверное, их роспись отпугивает на религиозную тему, – сказала Лена. – Может, им стыдно в таком интерьере...
Дядя Петя махнул рукой.
– Не говори чушь, – ответил он. – Это же развитие темы Малахитового зала в Эрмитаже... Хотя вообще-то черт его знает, и такое может быть. Ну а что, по-твоему, нарисовать надо?
– А пригласите художника Кулика, – сказала Лена неожиданно для себя. – Пусть он что-нибудь придумает.
Кто такой Кулик, она знала главным образом от культурно продвинутой Кимы – и испугалась, что дядя Петя задаст какой-нибудь каверзный вопрос, который обнаружит ее невежество. Но дядя Петя просто сделал пометку в записной книжке.
– Тут не в рисунке дело, – вмешалась Ася. – Мимо нас проходят по коридору и не заглядывают даже, я видела. Может, они просто не знают, что мы живые? Мы же стоим совершенно неподвижно. И молчим.
– Вот это уже ближе, – сказал дядя Петя. – Молчите. А вы у нас какие кариатиды? Поющие. Почему тогда тишина? За вашу зарплату и спеть можно.
Девушки переглянулись.
– Что же нам, все время петь? – спросила Лена.
– Как что? – усмехнулся дядя Петя. – Песни, лапочка. Песни музыкальных композиторов.
По зрелом размышлении как раз песен в непрерывную программу решили не включать. Во-первых, это требовало слишком большой концентрации от исполнителей. Во-вторых, по мнению дяди Пети, тексты песен могли помешать отдыху клиентов, мобилизуя их внимание и разрушая комфорт. Решено было на первое время ограничиться, как выразилась Кима, «полифоническим муром» – и только по желанию клиента переходить к песенному репертуару.
В программу включили два варианта мура. Первым была тема из «Лебединого озера» – ее отрепетировали довольно быстро. Второй мур был сделан по песне «Мондо Бонго» из фильма «Мистер и Миссис Смит». Из слов, где некстати пелось про ЦРУ, оставили только «ла-ла-ла-ла-ла-ла», которое сначала спадало легчайшим серпантином само на себя, а потом вообще проваливалось во что-то сладостно-бесстыдное. Получившуюся распевку можно было безостановочно мурлыкать на четыре голоса хоть все сорок восемь часов смены – это было красивое и экономичное решение, в смысле экономии сил.
На первой музыкальной вахте, когда отрабатывали «Мондо Бонго» (пели по двое, каждая пара по часу), посетителей снова не появилось. Но сейчас у этого была уважительная причина: в малахитовом зале работал художник Кулик, которому дядя Петя все-таки заказал новую роспись.
Самого Кулика, что самое интересное, никто так и не увидел – трудились его помощники, причем на удивление споро: всю работу закончили за один день.
Сначала ребята в красивых желтых комбинезонах закатали небо с ангелами ровным слоем кремового фона. Затем они включили диапроектор и обрисовали контуры спроецированного на стену изображения: получилась довольно грубая человеческая тень с непропорционально длинными ногами в обрамлении слов «гав!», «гав-гав!!» и «гав-гав-гав!!!», написанных самыми разными шрифтами – от веселого комиксного до мрачного готического. Эти разнокалиберные «гавы» покрыли всю стену, налезая друг на друга, а затем ребята в комбинезонах раскрасили их разными цветами, сверяясь с развернутыми на полу планшетами. Получилось красиво и интересно, похоже на какой-то яркий среднеазиатский орнамент – только, на взгляд Лены, все портила эта темная тень не то в шляпе, не то в фуражке. Было непонятно, что все это должно означать, пока художники не написали стихотворный эпиграф в верхнем углу стены и название композиции в нижнем. Эпиграф выглядел так: