Пацаны, не стреляйте друг в друга
Шрифт:
– Ты должна успокоиться, – сказал он.
– А вы должны оставить маму в покое.
– Но я очень ее люблю... Тебя еще на свете не было, а я ее любил...
– Раньше надо было на ней жениться, если любили...
– Хотел, не вышло.
– Почему?
– Потому что я разбился. Ехал на мотоцикле и разбился. Долго лечился... А потом узнал, что твоя мама вышла замуж за твоего папу...
– А папа говорил, что вы изменили маме. Поэтому она бросила вас...
– Это неправда, – мотнул головой
– А еще он говорит, что вы большой бабник. Говорит, что вы к Максютовой зачастили...
– Я расследую дело о гибели ее мужа...
– А может, она просто нравится вам? – с надеждой и в то же время с досадой посмотрела на него Агата.
– Нет.
– Она не замужем, на ней можно жениться...
– Я не хочу на ней жениться.
– Тогда женитесь на мне! – сказала она и в смятении спрятала глаза.
– На тебе? – опешил он.
– Да... Я готова принести себя в жертву...
– Час от часу не легче, – озадаченный, выдохнул Марк Илларионович.
– Вы женитесь на мне, а маму оставите в покое...
– Тебе всего шестнадцать лет.
– Да, но маме было пятнадцать, когда вы с ней встречались.
– Тогда мне было всего двадцать четыре года. А сейчас – сорок три. Разница слишком большая.
– Я вырасту, – Агата искательно заглянула ему в глаза.
– Когда ты вырастешь, мне уже пятьдесят будет.
– Неправда, я уже в семнадцать лет буду взрослой... Хотя я знаю девчонок, которые уже в пятнадцать лет... ну, вы понимаете... – через силу, со стыдливым жеманством улыбнулась она.
– Ничего я не понимаю! – резко сказал Панфилов. – И понимать не хочу. И не надо тебе приносить себя в жертву. Во-первых, это глупо!..
– А во-вторых?
– И во-вторых, глупо. И в-третьих, и в-четвертых...
– Тогда просто оставьте маму в покое!
– Будем считать, что этого разговора не было.
– Правильно!.. Правильно папа говорит! – вскочив на ноги, с истеричной дрожью в голосе воскликнула Агата. – Вы нехороший! Вы опасный человек!..
– Мне все равно, что говорит твой папа...
– Учтите! Если мама уйдет к вам, я покончу с собой!
Панфилов обреченно вздохнул. Он знал, что это не пустые слова. В свое время Настя отравилась таблетками, теперь вот и Агата была близка к тому же. И если это вдруг случится, виноват будет он... Но не мог отступиться от Насти, потому что очень-очень любил ее.
Он выпроводил Агату, закрылся в кабинете, достал из бара бутылку коньяку. Он не знал, что делать, и надеялся, что пьяная голова подскажет, как ему быть дальше.
Какое-то время он пил, не пьянея. Но в один совсем не прекрасный момент хмель ударил в голову с такой силой, что закачалась дальняя стена кабинета... Ему бы остановиться, но рука сама потянулась ко второй бутылке.
В кабинет зашел Грецкий. Марк
– Иди сюда, – миролюбиво махнул он рукой, призывая к себе.
– Водку жрешь? – презрительно скривился Антон.
– Коньяк.
– Где моя дочь?
– Ее здесь нет.
– Что ты с ней сделал?
– Что я мог с ней сделать? – начал заводиться Панфилов.
– Ты мог ее изнасиловать!
– Я не такая свинья, как ты!
– Не знаю, кто из нас свинья!
– Ты нарываешься! – с грозным видом поднялся со своего места капитан.
– Да пошел ты, козел!
Грецкий явно нарывался на грубость. А Панфилов был в том состоянии, когда тормоза не действовали.
Он подошел к Антону, с силой схватил его за грудки, прижал к стене. На этом бы и остановиться. Но голова сама собой устремилась вперед...
Мощный удар лбом в переносицу вышиб из Грецкого дух. Панфилов разжал руки, и беспомощное тело мешком плюхнулось на пол. И в это время в кабинет вломилась целая делегация – полковник Сагальцев собственной персоной, его зам по работе с личным составом, майор Перелесов, два омоновца...
– Это что за дела? – покачнувшись на ногах, заплетающимся языком спросил Панфилов.
Обычно сильная встряска действует на людей отрезвляюще, но в его случае хмель еще сильней затуманил сознание.
– Это я хочу спросить тебя, капитан, что это такое? – взревел Сагальцев, показывая на лежащего Грецкого.
– Мужик нарвался, неужели не ясно!
– Мне ясно, что ты пьян как скотина! Мне ясно, что ты сам нарвался, Панфилов! – продолжал бушевать начальник РОВД.
– А ты мне не тыкай! – вскипел Марк Илларионович.
– Что?! – ошалело уставился на него полковник. – Ты забываешься, капитан!
– Игорь Ильич, не надо, успокойтесь! – попытался урезонить его Перелесов, но Сагальцев еще больше взъярился.
– Ты мне за все, Панфилов, ответишь! Как самосуд здесь разводил, как людей честных истязал!
– Людей или блюдей? – хмыкнул Панфилов. И взглядом показал на Грецкого. – Этот, может, и людь. А твоя Алка – точно блюдь!
– Что?! – взорвался полковник. – Кольцов! Пушинский! Арестовать этого!..
Даже сквозь пьяный дым Панфилов понимал, что разговаривал с начальством в недопустимом тоне. Но вместе с тем он также осознавал, что Сагальцев появился здесь неспроста. Это Грецкий его сюда привез, чтобы показать, насколько грубо обращается с ним капитан Панфилов. Привез и устроил дешевую провокацию. Отнюдь не с дешевым исходом. До сих пор Грецкий без сознания. За что боролся, на то и напоролся. Но своего все-таки добился. Теперь его обидчика можно было привлечь к уголовной ответственности. Что, в общем-то, и собирался сделать Сагальцев.