Пацаны, не стреляйте друг в друга
Шрифт:
Пес приблизился к Панфилову на расстояние последнего прыжка, оттолкнулся от земли, взмыл вверх. И в это время раздался выстрел. Захарский не подвел, успел выстрелить вовремя и предельно точно.
На переправе трупы не считают. Не обращая внимания на убитую собаку, Панфилов взбежал на крыльцо. Хотел стучать в дверь, но она открылась сама. На пороге появилась встревоженная Настя. Халат поверх ночной рубашки, растрепанные волосы.
– Что здесь происходит? Кто стрелял?
– Спроси лучше, кто гранату бросил... Муж твой где?
– Спит.
– Стрельба,
– Проснулся уже...
– Сейчас посмотрим!
С Антоном он встретился на втором этаже. Тот выходил из комнаты, которая окнами как раз выходила на дом Панфилова. Из нее-то и можно было метнуть гранату.
Насколько знал Марк Илларионович, это был рабочий кабинет хозяина дома, но никак не спальня. И то, что у Грецкого был заспанный вид, не могло сбить его с толку.
Панфилов схватил его за грудки, сильно тряхнул.
– Ну и зачем ты это сделал?
– Что сделал? – непонимающе смотрел на него Антон.
– Гранату зачем во двор ко мне бросил?
– Гранату?!. Какую гранату?
– А ты ничего не слышал?
– Да, взорвалось что-то. Но я думал, что это гром...
– Гром от взрыва отличить не можешь?
– Так я спал... А стрелял кто?
– Ты мне ваньку здесь не валяй! Гранату из твоего окна бросили!
Панфилов силой втащил его в комнату, показал на подозрительное, с его точки зрения, окно.
Шторы аккуратно задвинуты, само окно закрыто. Но глупо было надеяться, что окно будет распахнуто настежь, а предохранительная чека лежать на подоконнике.
– Кольцо от гранаты где?
– Какое кольцо? Что ты несешь?
Грецкий смотрел на него широко выпученными от страха глазами. Кажется, он уже понимал, что произошло. Но, похоже, никак не мог соотнести себя с чрезвычайным происшествием.
Панфилов осмотрел комнату. Диван разобран, смятое белье, одна подушка.
Немного подумав, Марк Илларионович сунул руку в карман его халата. Но предохранительной чеки там не нашел. Кроме оберток от шоколадных конфет, там ничего не было. Сладкоежка чертов...
– Я спрашиваю, куда ты колечко дел?
– Какое колечко?
– Обручальное колечко. Которое с тюрьмой тебя обручит... Ты гранату мне во двор бросил. Все успокоиться не можешь, да?
– Не было у меня гранаты. И быть не могло! Сам ее бросил! Чтобы на меня свалить! – разошелся Грецкий.
– Не кидал я гранату. Свидетели у меня есть. Много свидетелей. А у тебя свидетелей нет...
– Есть свидетели, – сказала стоявшая в дверях Настя. – Я с ним была, когда граната взорвалась...
– Ты спала, когда это случилось, – недовольно глянул на нее Панфилов.
– Спала. С ним и спала...
– Разве здесь ваша спальня?
– Нет, но в нашей спальне комары...
– Умней ничего придумать не могла? Пошли!
Настя позволила увлечь себя в собственную спальню. Кровать широкая. Постель разобрана, но
– И здесь одна подушка, и там. А говоришь, вместе спали.
– Я здесь легла, а потом к нему перешла, – пряча глаза, сказала Настя. – Нам и одной подушки хватило...
– Тогда почему здесь сразу не легли?
– Поссорились... Потом помирились...
– Поссорились... Врешь ты все. Этого выгораживаешь...
– Он не этот, он мой муж...
– Извини, но на этот раз я вряд ли чем-то смогу ему помочь. И тебе тоже.
Панфилов вышел во двор и увидел Агату. Он сидела прямо на земле, обняв за шею труп убитой собаки. Плакала навзрыд. Рядом стоял Захарский с опущенной головой и что-то виновато ей говорил...
Для полного «счастья» Панфилову не хватало только того, чтобы Агата набросилась на него с обвинениями, а может, и с кулаками. Ведь он перепрыгнул через забор – из-за него погиб сторожевой пес. Стараясь не привлекать к себе внимания, он вышел из освещенной зоны и скрылся в темноте.
Глава шестнадцатая
Оперативно-следственная бригада работала всю ночь. К утру на садовом участке Грецких была найдена предохранительная чека от гранаты «РГД-5». Именно такая граната и взорвалась во дворе Панфилова.
– Я же говорил, что это «эргэдэшка», – возбужденно сказал Костромской.
Как и Марк Илларионович, он не спал всю ночь. Но, в отличие от него, все это время работал, не покладая рук. Панфилов и сам был не прочь заняться делом, но ему не хотелось ловить на себе осуждающие взгляды Насти, выслушивать упреки со стороны Агаты. Поэтому всю ночь он провел в своем доме, за бутылкой рома. Пил понемногу, для бодрости духа. Пьяным себя не ощущал, но и бодрости тоже не было. Он чувствовал себя разбитым и подавленным. И даже новость, которую принес Костромской, ничуть не обрадовала его.
– Грецкому теперь не отвертеться. Предохранительная чека привязывает его к взрыву... Спасибо!..
Костромской поблагодарил Левшина, который подал ему на тарелке яичницу с ветчиной. Холодное пиво уже на столе. На дворе воскресенье. Обстановка могла показаться расслабляющей, если бы дело о взрыве не держало за горло.
– Одно непонятно, – продолжал Юра. – Почему вы, Марк Илларионович, решили, что это Грецкий гранату к вам во двор бросил?
– Ты меня в чем-то подозреваешь? – нахмурился Панфилов.
– Нет, просто спрашиваю... Да и в чем я могу вас подозревать? Вы же с нами были, когда граната взорвалась...
– Был. А если бы не был?
– Все равно не стал бы на вас думать. Какой вам резон гранату на своем участке взрывать?
– А чтобы Грецкого подставить. Ты же знаешь, что я его жену люблю, – Панфилов в упор смотрел на Костромского.
Тот не выдержал его взгляд, отвел глаза в сторону.
– Знаю.
– И он знает... Еще он думает, что я его дочь совращаю...