Пациент скорее жив
Шрифт:
– Встретимся после смены, – произнес Антон тихо. – В баре напротив.
Он исчез за дверью, прежде чем я смогла принять или отклонить предложение.
Еле дожив до обеда, я выскочила на улицу, чтобы позвонить Вике и рассказать ей о случившемся в больнице. Девушка внимательно выслушала меня и сказала с тревогой:
– Что-то мне это все не нравится, Агния! Может, пора вам возвращаться?
– Нет уж, пока не могу, – возразила я. – Антон что-то узнал о двух пропавших пенсионерах…
– А вы не думаете,
– Но зачем? – удивилась я.
– Может, он думает, что вам известно больше, чем на самом деле, и хочет выяснить наверняка? – предположила Вика.
– Ты думаешь, он причастен к смерти Наташи?
– Господи, да я уже не знаю, что и думать! Я должна как можно скорее обо всем сообщить Андрею Эдуардовичу. Уверена, он и не подозревал, что отправляет вас волку в пасть!
Зная Лицкявичуса, я не была бы так в этом уверена. Тем не менее попросила:
– Ты вот что, Викуся… Не говори пока Андрею Эдуардовичу ничего, ладно?
– Агния! Как же я могу?! Ваше присутствие в больнице становится опасным…
– Вовсе нет! – прервала я девушку. – Господи, да я практически не знала ту Наташу!
Кажется, Вика сомневалась, но в конце концов мне все же удалось ее убедить. К счастью, я не успела поведать ей о том, что произошло в кабинете у психоаналитика – в основном потому, что и сама пока не поняла. Уверена, стоило мне проболтаться, и все немедленно стало бы известно Лицкявичусу, меня отстранили бы от задания, и время, проведенное в этой паршивой больнице, мои усилия и старания пошли бы коту под хвост.
В баре обстановка была такой же, как и в первый мой визит сюда с Мариной. Честно говоря, я немного побаивалась, что могу столкнуться тут с кем-то из коллег: как ближайший к больнице, бар являлся любимым местом отдыха среднего медперсонала, и даже некоторые молодые врачи и ординаторы не брезговали появляться здесь. Хотя лично я никак не могла понять, что привлекательного они находят в насквозь прокуренной, пропахшей пивом и сушеными кальмарами забегаловке.
Антон уже сидел за дальним столиком – тем самым, который в первый раз выбрала Марина. Они что, сговорились?
– Что будешь пить? – поинтересовался Антон.
Вне больницы, не знаю почему, медбрат выглядел иначе. Сейчас, без белого халата, в котором я привыкла его видеть, Антон показался мне обычным мужчиной, в котором не было ничего зловещего или демонического. Если, разумеется, не принимать во внимание один маленький фактик: сей симпатичный представитель противоположного пола – законченный наркоман, да к тому же еще и вор.
– Кофе, – сказала я.
Когда Антон вернулся с высоким бокалом темного «Гиннеса» и с чашкой кофе, я спросила, не желая тянуть время:
– Что у тебя за информация?
– Сразу к делу, да? – ухмыльнулся он.
– Дело –
В глазах Антона промелькнуло нечто, что я могла бы принять за некое подобие уважения, если бы не думала, что уважение к противоположному полу этому парню так же неведомо, как таблица Менделеева трубочисту.
– В общем, так, – начал Антон, – в приемном отделении нет сведений о выписке Старикова и Тихомировой – только об их поступлении, что, как ты понимаешь, вполне логично.
Очевидно, разочарование, отразившееся на моей физиономии, немало позабавило его.
– Да ты не дуйся, не дуйся! – продолжал медбрат, вдоволь насладившись моим расстройством. – Думаешь, я стал бы тебя приглашать, если бы совсем ничего не выяснил?
– Надеюсь, что нет.
– Правильно надеешься. Я покопался в Маринкиных бумагах. Вот баба, скажу я тебе! Есть ведь компьютер, хоть и не ахти какой крутой, а она на листках все записывает, а потом в стопки складывает, складывает… Так люди-то и пропадают.
– Да что там с нашими-то? – нетерпеливо спросила я.
– У Маринки написано: «Переведены в корпус № 3». Только это было давно, несколько месяцев назад, и теперь старички уже, наверное, дома кукуют. Или на кладбище.
– Типун тебе на язык!
– А что? Тихомировой восемьдесят два было, а Старикову семьдесят пять. Да столько вообще не живут! Но я еще о самом важном тебе не рассказал.
– Да? О чем же?
– Во-первых, я обнаружил еще четверых из твоего списка.
– Да ну?!
– Я вот тут отметил. – И Антон протянул мне листок, на котором я собственной рукой написала фамилии, которые назвал мне Лицкявичус. – Все лежали в неврологии и, что удивительно, впоследствии переведены все в тот же третий корпус.
– Да, и в самом деле интересно!
– На самом деле – еще лучше. Ты, наверное, не знаешь, но в третьем корпусе никогда не было неврологического отделения! Больница у нас старая, и некоторые отделения разделены надвое – в старых и новых корпусах. Например, кардиология-1 находится в нашем корпусе, главном, а кардиология-2 – в четвертом. Хирургии вообще три – две у нас, а третья в четвертом корпусе и так далее. А вот обе неврологии, первая и вторая, расположены только в нашем. Во как!
– Может, коек не хватало? – предположила я. – Потому и пришлось положить больных в другие отделения?
– Возможно. Но вот что странно: Тихомирова и Стариков поступили по «Скорой», а перевели их через неделю. Если бы в неврологии не хватало коек, то их, скорее всего, перевели бы в первый же день, но – ждать так долго, а потом переселять?
Мне нечего было сказать, и я промолчала, задумавшись над словами Антона. Тот не мешал моим размышлениям, но через несколько минут все же поинтересовался: