Пациент всегда мертв
Шрифт:
Не снимая наручников, мы провели его к машине.
— Вот что, — сказал Майло. — Вы поедете прямо домой. И не вздумайте возвращаться сюда. Никогда. Держитесь подальше от этого места, и мы будем считать, что вы усвоили урок.
— Какой еще урок?
— Урок такой: меня надо во всем слушаться.
— А что в вас особенного?
— Я — гой, который разбирается в причинах и следствиях. — Майло взял Саймонса за воротник и так сдавил его толстую шею, что глаза медбрата полезли из орбит.
— Вы…
— Я
Саймонс вытаращил зрачки:
— Вы меня задушите.
Майло на дюйм ослабил хватку.
— Большое одолжение, — повторил он. — Конечно, если ты очень хочешь этого, я тебя арестую и о тебе все узнают. Некоторые сочтут тебя героем, но только не доктора Сидарс. Вряд ли они захотят работать с тобой, когда узнают, что ты не способен трезво мыслить.
— Они захотят. Я…
— Ты глуп. Ты весь испачкался в свиной крови и ничего не добился.
— Те люди… -…Ненавидят тебя до мозга костей и всегда будут ненавидеть, но они беспомощное меньшинство. Если хочешь чего-то добиться, устройся работать в Центр холокоста, води школьников на экскурсии. Не трать время на этих идиотов. — Майло отпустил его. — Это всего лишь мое мнение.
Саймонс покусал губу:
— Я хочу отомстить за унижение своей нации.
— То, что вы выжили, черт побери, и есть главная месть.
— Кто это сказал?
— Я сказал.
Саймонс наконец успокоился, и Майло снял с него наручники. Он посмотрел на свой забрызганный свиной кровью бушлат, словно впервые заметил пятна:
— Ему конец, я не могу принести его домой, к жене.
— Хорошая мысль. А теперь пш-шел к черту отсюда! — Майло вернул Саймонсу кошелек и ключи и впихнул его в "тойоту".
Медбрат резко рванул с места, въехал на Бродвей и, не включая поворотников, свернул направо.
— Что ж, я думаю, мы славно развлеклись. — Майло осмотрел свою одежду.
— Чистая, я уже проверил.
Он проводил меня к "севилье".
Как раз в тот момент, когда мы добрались до нее, сзади раздался мягкий, сочный, громкий настолько, чтобы мы услышали, голос:
— Джентльмены? Джентльмены, вы из полиции?
На тротуаре в десяти футах от нас стоял высокий чернокожий мужчина в сером костюме. Руки сцеплены впереди. Тепло улыбается. Изо всех сил старается показать, что ничем не угрожает.
— В чем дело? — Майло потянулся к пистолету.
— Мог бы я, если не возражаете, поговорить с вами, джентльмены? Об одном человеке, который был там? — Он кивнул в сторону книжного магазина.
— О ком?
— Об Элбине Ларсене.
— А что с ним?
— Мы можем поговорить в тихом месте? — Мужчина продолжал улыбаться.
— А почему в тихом?
— Это из-за того, что я должен сказать, сэр. Это… неприятные вещи. Это нехороший человек.
Глава 34
— Идите
Мужчина послушно достал черный блестящий бумажник, вынул визитную карточку и протянул ее Майло. Тот прочел и передал мне.
Добротный материал, белая бумага, красивая печать.
Протэ Бумайя
Специальный посланник
Республика Руанда
Консульство на Западном побережье
Монтгомери-стрит, 125, квартира 840
Сан-Франциско, КА 94104 — Достаточно, сэр? — спросил Бумайя.
— Пока да.
— Спасибо, сэр. Могу я узнать, как вас зовут?
— Стеджес.
Возможно, Бумайя ожидал более дружелюбного приема, так как его улыбка теперь пропала.
— Тут есть место… кафе на квартал выше. Мы можем посидеть там?
— Давайте посидим.
"Кафе" находилось на противоположной стороне Бродвея, между Четвертой и Пятой улицами, и представляло собой подвальчик без окон под названием "Морской ветер" с грубой, траченной солью дверью, которая когда-то могла сойти за английский дуб. Заведение напоминало о той Санта-Монике, которая существовала между двумя волнами переселенцев, построивших прибрежный город: нудных бюргеров со Среднего Запада, понаехавших сюда в поисках тепла в начале двадцатого столетия, и активистов левого толка, воспользовавшихся преимуществами арендной системы в Калифорнии.
Майло взглянул на недружелюбный фасад "Морского ветра":
— Вы здесь бывали прежде?
Бумайя покачал головой:
— Нет, но место вроде бы неплохое.
Майло толкнул дверь, и мы вошли.
Длинная низкая полутемная комната, три грубых кабинета слева, деревянный бар, отделанный лоснящимся акрилом, справа. Восемь выпивох, седовласых, с серыми лицами, наваливались животами на пластиковую обивку лицом к бармену, который вроде как проверял чистоту посуды через определенные промежутки времени. Запах дрожжей, хмеля и потных тел наполнял воздух, который оказался настолько влажным, что здесь можно было выращивать папоротник. Девять пар глаз уставились на нас, когда мы вошли. А Фрэнки Вэлли из музыкального автомата сообщил нам, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Мы заняли самую дальнюю кабинку. Бармен не обращал на нас никакого внимания. В конце концов один из выпивох подошел к нам. Пузатый парень в зеленой тенниске и серых брюках. Кошель для мелочи у него на ремне говорил о том, что он здесь работает.
Парень посмотрел на Бумайю, нахмурился:
— Что будете?
Майло заказал скотч, я — тоже.
— Мне "Будлес" с тоником, пожалуйста, — вежливо попросил Бумайя.
— У нас "Гилбейс".
— Это еще лучше.
Толстяк ухмыльнулся: