Падающие в небеса
Шрифт:
– Молодец, правильно! – спокойно парировал Сапожников.
Липсиц не обратил внимания на реплику одноклассника и продолжил:
– Уезжай отсюда!
– Ты уже говорил мне об этом.
– Нет, ты не понял. – По дрожащим губам Липсица было видно, как сильно он нервничает. – Уезжай из гостиницы немедленно.
До Сапожникова начала доходить причина столь экстренного появления Моти. Он, видимо, услышав разговор Софи с Сапожниковым, подумал и решил, что только его действия смогут спасти дочь, вытащить ее из возникшей ситуации.
–
– А что тебе это даст? Я уеду сегодня из Хьюстона, а завтра встречусь с Софи в Нью-Йорке.
– Нет, ты не сделаешь этого!
– Почему? – ухмыльнулся Сапожников, кровь кипела в его жилах, он не собирался сдаваться.
– Потому, что если я об этом узнаю, то тут же все расскажу о тебе Софушке, а если уедешь, она не услышит от меня ни слова. Ты мне веришь?
– Пожалуй, да! – с неохотой сказал Сапожников, понимая, что только время сможет помочь ему вновь восстановить отношения с Софи.
– Ну и хорошо. Чтобы не создавать для тебя искушения, я буду с тобой до самого отъезда из Хьюстона.
Так и произошло. Через консьержа заказали билеты до Нью-Йорка, оттуда ближайший рейс в Европу, а потом и в Москву. Липсиц довел Сапожникова до зоны контроля, руки ему на сей раз не протянул, но Михаил Петрович отнесся к этому спокойно – он проникся теми героическими шагами, которые совершал его одноклассник ради любимой дочери. По тому, как Мотя это делал, было видно, что каждое новое действие дается ему с огромным трудом и он вынужден пересиливать себя ежесекундно. По-видимому, быт нобелевского лауреата организовывали помощники, федеральные служащие, жена и дочь, а на сей раз он решил все сделать сам.
В Москве цвела и буйствовала на редкость теплая весна. Май – лучшее время года в городе, городе-герое, боровшемся не только против многих своих врагов, пытавшихся поработить его за многовековую историю, но и против собственных правителей, каждый из которых проводил бесконечное количество экспериментов. Последние сносили древние постройки и строили безвкусный новодел; рубили березы и липы, сажая кошмарные тополя, потом срезали тополя и на этом месте уже не сажали ничего; зимой рассыпали соль, уничтожающую обувь, а потом меняли ее на какие-то химикаты, спасающие обувь, но убивающие людей. И все равно никто – ни враги, ни правители – не могли уничтожить дух московской весны – зеленой, нежной и воздушной.
Сапожников больше всего на свете обожал майскую Москву. Из года в год именно в это время года он влюблялся заново даже в тех женщин, которых встречал раньше. Тяжелые мысли покидали его, хотелось творить и парить в небесах.
Михаил Петрович возвращался домой из Домодедова, с удовольствием смотрел в окно летящей по шоссе машины, и впервые за последние дни на душе у него не скребли кошки. Он был счастлив потому, что связь с разведкой заканчивается, а потеря Софи, Сапожников в этом не сомневался, была временной, пройдет еще несколько
Отчет Авдееву, который он одновременно и хотел сделать и которого боялся, Сапожников решил отложить на завтра, а сегодня собирался поехать на работу и оттуда, может быть, связаться с Софи. Если он на это не решится, то, во всяком случае, подготовится к разговору, а уж после завершения контактов со спецслужбами наверняка свяжется с любимой и попробует в меру своих сил и возможностей объяснить ей происшедшее.
Однако судя по всему, планы Сапожникова были слишком идеалистическими. Не успел он додумать их до конца, как раздался звонок. На дисплее высветилось: «Авдеев».
– Да, – неохотно произнес Сапожников.
– Уже прилетел, а не звонишь. Что так?
– Только что приземлился!
– Знаю, – как всегда немногословно сказал Авдеев, – надо встретиться!
– Завтра, – то ли попросил, то ли назначил Сапожников.
– Лучше сегодня.
– Где? – спросил Михаил Петрович, чувствуя, что, по-видимому, еще ничего не кончилось.
– У нас в Ясенево. С тобой хочет встретиться шеф.
– Хорошо, я могу быть у вас через полчаса.
– Вот и замечательно, ждем!
Сапожников вдруг почувствовал облегчение. Ему не придется оттягивать встречу, строить в голове сценарии непонятной развязки. Чем быстрее он встретится с руководителем департамента Службы внешней разведки, тем быстрее с его души спадет камень. Восстановил в памяти события того злополучного дня и особенно ночи, на всякий случай для доклада записал конспективно основное на бумажке и во всеоружии направился к Беленькому.
В приемной находились помощник и секретарша. Сапожников собрался сесть, чтобы ждать вызова, но помощник остановил его:
– Проходите, Михаил Петрович. Вас уже ожидают.
За столом совещаний сидели три человека. Двоих Сапожников знал – Беленький и Авдеев, а третий – незнакомый, но судя по всему, сотрудник службы. Беленький сидел во главе стола, остальные расположились рядом с ним напротив друг друга. Сапожников без приглашения присел на ближайший стул рядом с незнакомцем, оказавшись глаза в глаза с Авдеевым. Михаил Петрович смотрел на одноклассника не мигая, как будто пытался проникнуть в его мозг, чтобы понять, какие новые коварные планы там рождаются.
– Ну что ж, рассказывайте, – прервал тишину Беленький.
Сапожников замотал головой, стараясь понять, к кому же относилось обращение. Судя по тому спокойствию, которое выражали его соседи по столу, руководитель департамента ждал доклада именно от Сапожникова. Он начал свой рассказ, подробно описывая дом, расположение комнат, процедуру вечернего празднования. Иногда обращался к бумажке. В своем повествовании он практически не упоминал имя Софи, полагая, что таким образом сможет отвести от нее внимание спецслужб. Беленький и его коллеги слушали информацию очень внимательно, делая попутно записи.