Падение Аккона
Шрифт:
По мнению Герольта, то, что Морис де Монфонтен превозносил свою роль в схватке, было очень характерно для дерзкого француза. Он заметил, что Тарик эль-Харим тоже так подумал: брови левантийца изумлённо поползли вверх. Но взгляд, который он бросил на Герольта, был не рассерженным, а ироничным.
Лёгкая усмешка прозвучала в голосе Тарика, когда он скромно заметил:
— То, что возвышает моих братьев-тамплиеров, возвышает и меня.
Беатриса все ещё оставалась под сильным впечатлением от кровавых событий и не
Герольту показалось, что Морис отпустил руку милой девушки весьма неохотно, и предоставил ему возможность поддерживать девушку, когда она направилась к отцу.
Гюстав Гранвиль обнял дочь и начал говорить ей слова утешения, которыми, впрочем, пытался успокоить и себя. При этом он осыпал ругательствами своего слугу, из-за которого, по мнению купца, все это и случилось.
— Юсуф, этот чёртов бездельник, давно уже мог бы вернуться с лошадьми! Не удивлюсь, если узнаю, что он вообще продал лошадей и скрылся вместе с деньгами!
— Не переживай из-за Юсуфа, отец, — сказала Беатриса. — Сейчас есть дела поважнее. Надо перевязать рану на твоей голове. А господа тамплиеры заслужили больше, чем слова благодарности за то, что ради нас рисковали своими жизнями.
— Ты права, моё сокровище! Мы всегда будем в долгу перед этими благородными рыцарями. И наша благодарность действительно не должна ограничиваться одними только словами, — заверил Гюстав Гранвиль и пригласил братьев-тамплиеров для начала выпить по кубку его лучшего красного вина в честь чудесного спасения.
На это три тамплиера все же не согласились, хотя Морису такое подкрепление казалось весьма подходящим. Но Герольт энергично напомнил ему, что им предстоит выполнить весьма ответственное поручение. К тому же следовало убрать со двора два трупа и водой смыть кровь. За это неприятное дело взялся Тарик эль-Харим.
Герольт и Морис отправились в дом вслед за семейством Гранвилей. Беатриса внезапно задрожала — только сейчас она осознала все, чего удалось избежать ей, отцу и маленькой сестре. Она без сил упала на кожаный диван.
Морис на кухне обрабатывал рану купца, а тот жаловался на судьбу, несколько недель назад отнявшую у него мать его дочерей. После смерти жены его уже ничто не держало в Акконе. В этот день он собирался сесть на торговую галеру и вернуться со своими дочерьми во Францию.
Когда Герольт и Морис вышли во двор, левантинец уже перетащил оба трупа к развалинам на пожарище по соседству. Он должен был рассказать служащим городского управления о нападении на дом Гранвилей и о происхождении трупов — их следовало закопать в общей могиле в Монмусаре.
— Как ты, брат, относишься к общей круговой чарке? — весело спросил его Морис.
Тарика эль-Харима это неожиданное предложение смутило так же, как и Герольта.
— Ничего не имел бы против, о великий
— Так приходи же, как только закончишь здесь свои дела, в погребок Алексиоса, — пригласил его Морис. — Знаешь, где таверна этого грека?
— Да, — кивнул Тарик эль-Харим, — в гавани, как раз у мола, который ведет к Башне Мух!
— Ну, так до скорого свидания! — Морис махнул ему рукой и поспешил прочь из переулка.
Когда Морис догнал Герольта, тот спросил его:
— Скажи-ка, что это за круговая чарка у Алексиоса?
— А ты против? — ухмыльнулся Морис.
— Нет, ничуть, — сказал Герольт. — Он не принадлежал к той части орденской братии, которая была способна вёдрами поглощать вино и не пьянеть — так, что в народе даже сложилась поговорка: пьёт, как тамплиер. Но против глотка доброго вина, выпитого в подходящее время, он ничего не имел. — А на какие деньги? Алексиос известен тем, что подаёт лучшее вино, притом неразбавленное. Поэтому оно у него и дорогое. Но мы не сможем заплатить даже за разбавленное пойло в какой-нибудь дыре для нищих пьяниц!
Рыцари-тамплиеры не имели денег. При вступлении в орден они соглашались быть не только послушными и целомудренными, но и бедными.
Морис улыбнулся ещё веселее.
— Дорогой брат во Христе, сегодня мы расплатимся за хорошее вино вот этим! — самодовольно ответил он и вынул туго набитый золотом кошелёк. — Толстяк буквально заставил меня взять эти деньги. Что же мне оставалось делать? У меня просто сердце разрывалось от мысли, что мне придётся отказать человеку в возможности сделать великолепный подарок.
— Но нам это запрещено! — добавил озадаченный Герольт.
— Не гони лошадей, мой друг! Принимать подарки для общины нам очень даже разрешено, — возразил Морис. — Как же иначе, по твоему мнению, орден смог бы собрать такое чудовищное богатство, которое превосходит состояния королей и папы? А мы трое — разве не община? Кроме того, нам ничто не помешает сдать деньги главе ордена — за вычетом мелочи, которую мы потратим на вино у Алексиоса.
Находчивость Мориса обезоружила Герольта. Он уже не знал, возмущаться ему или смеяться.
— Не делай такое глупое лицо, Герольт фон Вайсенфельс! И не будь большим католиком, чем папа римский. Мы, во всяком случае, заслужили хорошую выпивку, и мы позволим её себе! — решительно сказал Морис. — Кроме того, я сгораю от желания узнать, как этот левантийский парень получил тамплиерский плащ!
9
В гавань, за которой высились мощная квадратная крепость Железного замка, было невозможно пройти. Сотни людей, сотни запряжённых лошадьми и быками телег и ручных повозок стекались из ведущих к гавани улиц и переулков, и тут, на подковообразной площади, сливались в одну спрессованную толпу.