Падение Арконы
Шрифт:
Но, смотри сестра, что за удалец!?
— То отец его, Святобор уснул.
— Смертным сном, сестра, иль устал боец?
— Нет, на этот раз Мару обманул.
— Ты не пой ему — не его черед.
— Не открою уст, больно надобно.
— Знаю все, что с ним будет наперед.
— Чу, молчи, сестра! Не рассказывай. Он не спит уже, веки лишь сомкнул. Обмануть меня не удастся. Ты вставай-ка, хитрый волхв, да смелее будь. Отвечай все, как есть, не лукавствуя!
Тут восстал Святобор в богатырский рост, птицам кланялся до сырой Земли:
— Вы простите мне, птицы вещие, птицы вольные, птицы мудрые! Я не хитростью, да не корыстью
— Много ль толку, Святобор, в мести кровной, что съедает тебя заживо. Ты ступай, богатырь, сквозь волшебный бор, и покой тебе будет наградою. Ты олегом стань, им достоин быть. Коль олегом быть — себя победить.
— Русичей жизнь была вольною, словно птичий полет. Цветасто ткали жены полотно. Кузнец ковал металл.
Варили руги мед. И сурицу в честь Солнца, сам Браги захмелел бы, пригубив. Шли бражники с музыкою веселой, хозяек и детишек разбудив.
Пока Свет стоит — надо мстить врагу, за обиды да позор матери. Я б обрел покой, только не могу. Жжет мне разум Христово распятие. Не учил ли нас добрый Белобог, не завет ли то свет Сварожичей: верх над Правдою Кривда не возьмет, без худых людишек да их помощи.
— Мы промеж себя не сильны решить, что есть Правда, что Кривда с Ложью. Нас полегче ты о чем спроси, а помочь ты моли Стрибога.
Наклонялись дубравушки, тучи по небу не плывут — летят, то спускалась на дуб птица третья, птица Стратим сильнокрылая.
Как ударилась Стратим оземь вдруг, как взметнулись по воздуху перышки. Встал пред русичем сам Стрибог, буйных ветров дед и гонитель туч.
И ужаснулся богатырь, и склонился он пред могучим богом.
Росту Стрибог был огромного. Головы на две выше волхва. Втрое шире Святобора в плечах. Его шумное дыхание пригибало к земле травы и кусты. Грива нечесаных волос и густая вилообразная борода колыхались под стать растительности. На ремне через плечо он перекинул яровчатые гусли, за спиною виднелся тугой лук в десять локтей, каких и в Англии и, вообще, на Свете не сыскать, у пояса был сагайдак-колчан со стрелами.
— Славен будь, Неудержимый Стрибог!
— Здравствуй и ты, верный Святобор!
— Аль не скажешь, Неистовый, где искать мне ныне врагов моих да обидчиков.
— Была бы воля, а враг всегда найдется, — усмехнулся Стрибог, и от его трубного голоса вновь закачались макушки вековых деревьев, — Вы за этим что ли вызывали меня, хвостатые вещуньи?
— Сам такой! — раздалось в ответ.
Видел Святобор, как грозный бог стрелу вынимал, да не заметил, как на тетиву накладывал — птицы оказались проворнее и исчезли с глаз, избежав возмездия. Знали не понаслышке, каков Стриба в гневе.
— Помоги! Сделай милость! Уж отмщу я сполна за смерть сына, за смерть друзей! За позор златокудрого кумира Арконы!
— Ох, беда с этими говоруньями. Спал бы я себе, да почивал в хоромах северных, так нет же. Разбудили, растревожили. Ну, да ладно. Помогу я, Святобор, твоей кручине. Ты возьми-ка, богатырь, этот чудесный лук. Да попробуй-ка согнуть его…
Мой черный лук — не чета оружию сребролукого Свентовита. Наверное, когда-то и он посылал живительные золотые лучи! Но с тех пор, как светозарный дал его на время неразумному Эвриту, а Тарх этот лук
Принял Святобор волшебное оружие, и вмиг оно стало ему в пору, уменьшившись в размерах. Но даже теперь лук был шести локтей и с превеликим трудом согнул его богатырь, натянув тетиву. Словно струну на гуслях, осторожно тронул ее смертный — зазвенела тугая тетива, взяв мрачные низкие ноты.
— Аж дух захватывает! — наконец, завороженно вымолвил человек.
— Нет спасения от его призрачных далекоразящих стрел, нет им преград. Лук мой не знает промаха! — сказал суровый бог, — Владей им, Святобор, пока не сгинет твой злейший враг. Но большего ты не проси. Гоню я тучи грозовые, и с корнем вывернуть могучие дубы под силу мне. Вздымаю волны я на море, и сокрушительным ударом ломаю айсберги и льды. Но есть превыше воля, которую и мне не преступить… Теперь, закрой глаза! Но лишь откроешь их — узришь ты путников, и следуя за ними, найдешь успокоение терзаниям.
— Спасибо! — начал было Святобор, но властный взгляд Стрибога заставил его поберечь благодарственные слова на потом.
Он почувствовал всей кожей, всей своей непрочной сущностью, как бурный, стремительный порыв ветра поднял тело над землей, как неукротимым ураганом понес куда-то ввысь, превратив лицо в колыхающийся студень.
Когда любопытство взяло верх, и волхв приоткрыл глаз, потом открыл и второй — он стоял на выжженном солнцем поле, крепко сжимая в кулаке кибит лука за верхний из его рогов. У ног он увидел вечно полный стрелами колчан Стрибога и сафьяновый налуч, сложенный поверх него, а также пару своих мечей, воткнутых в суглинок.
Стрелы были самыми разными, кипарисовыми, березовыми, тростниковыми, кленовыми или тисовыми, но как он вскоре убедился, хозяин лука всегда доставал из тула именно ту из них, что была необходима, можно кайдалик с плоским железком или обыкновенную севергу, а хочешь — длинную дардес стрелу или барбилон с зубчатым наконечником. В кармане на боковой стороне колчана хранилась крепкая круглая тетива, и как потом оказалось, она не знала сносу.
Лишь только он разобрался со снаряжением и выбрался на более-менее заметную дорогу, ведущую через поле, как невдалеке замаячили две фигуры.
Святобор ускорил шаг и вскоре догнал странную парочку — это были мертвецки пьяный франк и его более трезвый слуга. Веселый рыцарь горланил незатейливую песенку, а его попутчик, и главным образом лошадь простолюдина, изнывали под тяжестью доспехов их тучного хозяина. Несмотря на это балладу изредка прерывали едкие замечания на ломаном французском:
Во славу милых сердцу дам Тра- та- та, тра- та- та! В поход собрался наш Бертрам. Трам- та- та, да трам- та- та! И если б не один порок, Тра- ля- ля, тра- ля- ля! Сам черт сравниться б с ним не мог. Трал- ля- ля, эх, трал- ля- ля! — Ведь, пил безбожно сэр Бертрам, как не советуем мы вам!