Падение царского режима. Том 1

Щеголев Павел Елисеевич

Климович. – В денежном, собственно говоря, не в денежном, потому что там денег нет, в железном шкафу директора департамента полиции.

Смиттен. – В его личном кабинете?

Климович. – Нет, не в личном, а в его служебном кабинете.

Смиттен. – Вы можете его описать?

Климович. – Если вы войдете из приемной, то направо, очень большой.

Смиттен. – Может быть вы будете добры ответить на следующий вопрос: известна ли вам деятельность вашего предшественника

по департаменту полиции, Белецкого, с точки зрения каких-нибудь неправильных действий, допущенных им по службе?

Климович. – Нет, конкретных данных у меня нет. Мне казалось, что у Белецкого была система любезности: оказывать всем любезности, и с этой точки зрения, может быть, часто слишком широко, в ущерб интересам служебным, могли у него все испросить и пособия и прочие выдачи – очень щедры были раздачи на вспомоществование. Но никаких конкретных случаев его злоупотреблений мне не попадалось. В отчетах денежных вы найдете: «Такие-то суммы на известные его превосходительству надобности», а что это такое, я не знаю, может быть дело, может быть злоупотребление.

Смиттен. – А самый эпизод, инсценировка дела Ржевского и Иллиодора. Вы можете указать какие-нибудь обстоятельства, которые бы свидетельствовали о подлогах или обманных действиях Белецкого?

Климович. – Белецкого я не знаю. Дела Иллиодора, Ржевского и Белецкого я коснулся только тогда, когда появилось это знаменитое письмо Белецкого в газетах. Я имел с ним один разговор только по поводу несуразности этого поступка.

Смиттен. – Какие отношения были у Белецкого, в качестве директора департамента, по службе и в особенности, в соприкосновении с теми тайными кружками, влиявшими на прежнюю внутреннюю политику, и каково было положение его в зависимости от этих кружков?

Климович. – Насчет его зависимости – неудивительно, конечно: многие прилагали старания, чтобы с этими кружками жить в ладу и им угодить. Тем более Белецкий, как вообще искательный человек.

Смиттен. – Так факты были?

Климович. – Я видел желание угодить многим, а в детали не входил. Я приехал, вошел в работу сегодняшнего дня и копаться в прошлом не мог.

Смиттен. – Так что вы фактами не располагаете?

Завадский. – Следовательно, вам неизвестен эпизод, когда Белецкий с Мануйловым арестовали известного Петца?

Климович. – Это мне известно только из жалобы, поданной самим Петцом.

Завадский. – Петц вам говорил что-нибудь?

Климович. – Нет, он мне ничего не говорил, но только написал жалобу. Он подал жалобу. Так как усматривались здесь со стороны Мануйлова-Манасевича признаки уголовного преступления, 940 статьей предусмотренного, – ложный донос, то было направлено к прокурору окружного суда; что дальше, я не могу сказать.

Завадский. – Но у вас ведь было производство в департаменте полиции?

Климович. – Собственно расследование по жалобе было. Справка была взята из охранного отделения Петрограда, из которой выяснилось, что действительно, сколько я помню, Петц был арестован по приказанию Белецкого; затем этот Петц был освобожден недели через две. И дело это уже, так сказать, не

было предметом моего обследования. А меня, когда я обратился в петроградское охранное отделение, более всего интересовало то, что Петц заявил, что, попав на службу автомобильной роты, будто бы он, по распоряжению охранного отделения и департамента полиции, подвергался преследованию со стороны особого надзора. Я старался выяснить этот вопрос, было ли распоряжение со стороны департамента полиции или охранного отделения, дабы его отменить, если оно до меня было сделано. Но никакого указания, чтобы такое распоряжение это было сделано, я не получал, так что очевидно распоряжение это было симуляцией с чьей-то стороны; чтобы прекратить это, я написал военным властям письмо, что департамент полиции никакого особого стеснения при прохождении военной службы Петцу не делал.

Родичев. – Что вы можете сказать о значении секретаря митрополита Питирима Осипенко, об участии, которое он принимал в разных действиях наружной и внутренней полиции?

Климович. – Я ничего не могу сказать о том, чтобы он принимал какое-нибудь участие в действиях наружной или внутренней полиции. Во всяком случае Осипенко мог принимать участие только в действиях Мануйлова-Манасевича полиции, если можно так выразиться; но в нашей полиции нет.

Председатель. – Что за Мануйлова-Манасевича полиция?

Климович. – Как сказано в письме, которое было послано в Царское Село на имя Вырубовой и напечатано в «Вечернем Времени»; письмо написано машинисткой, под диктовку Мануйлова-Манасевича, появляется Осипенко и распоряжается, чтобы это письмо в Царском Селе было подложено… Это мелкий интриган.

Родичев. – При обысках он присутствовал? Например, в делах Мануйлова-Манасевича выяснилось, что он при обыске присутствовал.

Климович. – Мне кажется, это ошибка; он был у Мануйлова-Манасевича, когда его обыскивали, в гостях, но, в качестве должностного лица, не присутствовал. Это Мануйлов-Манасевич присутствовал на обысках, сам выдавая себя за члена комиссии генерала Батюшина или за уполномоченного председателя Совета Министров. Этому безусловно верить нельзя, и Осипенко никакого отношения не имел.

Родичев. – Какое отношение департамента полиции к военной контр-разведке?

Климович. – Никакого, т.-е. мы оказываем содействие, если нас просят.

Родичев. – А агенты полиции Ратаев и Лебедев – вам известны?

Климович. – Ратаев известен, а Лебедев нет.

Родичев. – Значит, Ратаев был подчинен департаменту полиции?

Климович. – Ратаев когда-то был во главе бюро заграничных агентов.

Родичев. – В 1916 году?

Климович. – В 1916 году. Ратаева, кажется, взяли до моего еще вступления. Ему платили небольшие сравнительно деньги, и он должен был по масонству написать какое-то целое сочинение, но он прислал такую чепуху, что я даже не читал.

Родичев. – Вы знаете, что Ратаев бывал в Швейцарии и действовал в качестве агента русского правительства весной и летом 1916 года?

Климович. – Не знаю. Единственно может быть по масонству что-нибудь.