Падение царского режима. Том 3

Щеголев Павел Елисеевич

Руднев. — Князь Щербатов был назначен при вашем содействии? Вы делали указания на него?

Горемыкин. — Нет, я не указывал. Не помню теперь.

Руднев. — Не известна ли вам причина ухода Щербатова?

Горемыкин. — Нет, мне это неизвестно.

Руднев. — Вы говорили, что отрицательно относились к А. Н. Хвостову; а вы не имели желания провести на этот пост Стремоухова, когда ушел князь Щербатов.

Горемыкин. — Стремоухова? Я в первый раз слышу эту фамилию.

Руднев. — Не было ли при вас, когда вы были председателем совета министров, разговоров о мариавитской секте?

Горемыкин. — Не было разговоров.

Руднев. — Не было ли при вас

разговора об учреждении ипотечных банков в Польше?

Горемыкин.— Я не помню теперь, может быть, и было.

Руднев. — Теперь скажите, вы знаете князя Андроникова?

Горемыкин. — Как же, знаю Андроникова — странный человек. Он ко мне приставал, он несколько раз бывал и никогда не являлся с пустыми руками, всегда с букетом роз или с конфектами, которых я не ем, потому что мне запрещены конфекты.

Руднев. — А с докладами для государя он не являлся к вам?

Горемыкин. — Нет, нет. Он меня раз просил доставить письмо великому князю Николаю Николаевичу, но я должен сказать, что я этого письма не доставил. Я передал его, сколько помню, князю Орлову.

Руднев. — Затем, он вам иконы преподносил?

Горемыкин. — Может быть.

Руднев. — Освященные в присутствии митрополита Флавиана и В. К. Саблера в Москве.

Горемыкин. — Понятия не имею.

Руднев. — А в юбилее вашем принимал какое-нибудь участие Андроников?

Горемыкин. — Как же. Юбилей мой справлялся 75 лет от рождения, в первый год моего назначения, в 1914 году. Он писал во многие места и, сколько я помню, принимал участие.

Руднев. — А не был ли он автором адреса, вам поднесенного?

Горемыкин. — Не знаю, может быть.

Руднев. — Не в то ли время составлена брошюра на правах рукописи «И. Л. Горемыкин»?

Горемыкин. — Может быть.

Руднев. — Вы знаете Анспах, преподавателя французского языка во многих учебных заведениях? Этот Анспах у вас не был с Андрониковым по поводу составления этой брошюрки?

Горемыкин. — В первый раз слышу. Может быть. Я решительно не помню. Анспах для меня новая фамилия.

Председатель. — Мы остановились на частном вопросе, в виду вашего указания на то, что деятельность ваша в порядке верховного управления проявлялась единственно в назначениях; не было ли мероприятий более общего характера, которые вы с бывшим императором проводили в порядке верховного управления?

Горемыкин. — Что такое?

Председатель. — Вопреки букве и смыслу изданного в порядке 87 статьи высочайшего повеления от 20 июля 1914 года о военной цензуре, вами была проведена мера, направленная к распространению деятельности военной цензуры на дела внутреннего управления.

Горемыкин. — Нет, этого никогда не было, я никакой цензурой не занимался.

Председатель. — Я напомню вам историю вашей деятельности в этом направлении. Не помните ли вашего письма военному министру Сухомлинову от 18 ноября 1914 года?

Горемыкин. — Пожалуйста, прочтите это письмо, так я не помню.

Председатель. — Письмо совершенно официальное. Оно довольно большое, но, в виду выраженного вами желания, я позволю себе его огласить. Письмо председателя совета министров И. Л. Горемыкина военному министру Сухомлинову от 18 ноября 1914 года, совершенно доверительно (читает): — «Высочайше утвержденным, 9 ноября 1914 года, особым журналом совета министров, перечень воспрещенных к оглашению в печати сведений, касающихся внешней безопасности России и ее военноморской и сухопутной обороны, дополнен особым пунктом нижеследующего содержания: «Сведения о предположениях, постановлениях и мероприятиях по совету министров, как связанных с чрезвычайными расходами на потребности военного времени, так равно вызываемых военными обстоятельствами». Целью приведенного постановления является недопущение в печати таких материалов и известий, несвоевременное оглашение которых не отвечает государственным интересам, либо может послужить на пользу нашим врагам. В соответствии с этим, в примечание к упомянутому перечню введено указание в том смысле, что от действия вновь устанавливаемого запрета изъемлются сведения, кои опубликованы или впредь будут опубликованы канцеляриею совета министров или же будут разрешены ею к опубликованию. Изложенные постановления, в согласность с предоставленными

правительственной власти, законом о государственной измене путем шпионства, полномочиями по изданию ограничительного перечня, распространяются лишь на данные, связанные с государственною обороною и внешнею безопасностью страны. Между тем, в печать теми или иными скрытыми путями нередко проникают сведения, хотя и не могущие быть подведенными под указанный общий признак, но появление коих на страницах газет и иных изданий представляется, особенно в нынешнее военное время, весьма нежелательным. К числу таковых сведений должны быть, прежде всего, отнесены сообщения о возникающих в среде совета министров разномыслиях по отдельным вопросам, дающие повод, сделавшись достоянием гласности, ко всевозможным неблагоприятным для совета в его целом и для отдельных его членов суждениям. Не подлежит сомнению, что в обстановке переживаемых событий, вызывающей напряжение всех правительственных сил, всемерное поддержание авторитета высшего органа государственного управления в лице совета министров составляет повелительную потребность настоящей минуты. Равным образом, существенно важным представляется недопущение разглашения в печати о находящихся в производстве совета министров правительственных предположениях в области окраинных, инородческих, вероисповедных и других однородных вопросов. Пока таковые предположения не облеклись в законченную форму и ознакомление с ними общества не входит в виды правительства, — обнародование их или сообщение слухов о них может поставить совет министров в затруднительное положение и возбудить среди заинтересованных кругов населения либо несбыточные надежды, либо нежелательные, с политической точки зрения, разочарования, а в некоторых случаях — повлечь за собой обострение национальной розни и вражды. Само собою разумеется, что подобных явлений следует всячески избегать в современных условиях, когда в единении всех подданных России и сплочении их вокруг общего знамени кроется один из серьезнейших залогов доведения до конца успешной борьбы с нашим врагом. Нельзя, наконец, не отметить, что в интересах планомерного течения правительственной деятельности было бы необходимо ограждать от разглашения во всеобщее сведение печатью слухов о взаимоотношениях совета министров и законодательных установлений, а равно официально необоснованных сообщений о возможных перемещениях в составе членов совета министров с суждениями о вероятных кандидатах на якобы освобождающиеся министерские посты. Изъясненные соображения побуждают меня обратиться к вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбою, не изволите ли вы признать возможным, в целях устранения вышеприведенных нежелательных явлений в деятельности печати в условиях военного времени, преподать обслуживающим военную цензуру специальным органам руководящие указания о недопущении появления в газетах и иных повременных изданиях сведений и сообщений в соответствии с приведенными в настоящем письме объяснениями. Обязываюсь присовокупить, что все те данные и материалы по совету министров, сохранение которых в тайне не вызывается безусловною необходимостью, будут обнародываться канцеляриею совета министров или непосредственно, или через осведомительное бюро при министерстве внутренних дел, или, наконец, через заслуживающих доверия сотрудников периодических изданий, которые будут снабжаться соответственными удостоверениями. Примите, милостивый государь, уверения в отличном моем уважении и совершенной преданности. (Подписал) Горемыкин». Таким образом, в этом письме, пользуясь законом о военной цензуре, которая не допускает оглашения сведений, могущих повредить военным интересам государства, вы выразили пожелание, чтобы были запрещены к печатанию сведения о деятельности совета министров, слуг государства, по ряду вопросов, касающихся существенных прав граждан; пожелание о том, чтобы не военные интересы государства, а интересы совета министров и отдельных его членов были охраняемы от возможных нареканий органами военной цензуры, которые призваны блюсти интересы государства.

Горемыкин. — Я понимаю; а что же вы хотите этим сказать?

Председатель. — Я хочу сказать, что это начало целого ряда мер, которые вы приняли для того, чтобы, вопреки статье 89 основных законов стеснить печатное слово, вы завершили его двумя представлениями верховной власти, получили и исполнили два высочайших повеления, которые и были, вопреки закону, направлены к расширению круга сведений, подлежавших изъятию.

Горемыкин. — Вы ставите мне это в вину?

Председатель. — Нет, я спрашиваю у вас объяснений. Быть может, вы объясните нам это и вины вашей не окажется.

Горемыкин. — Я ничего не помню сейчас, ничего не могу вам сказать.

Председатель. — Вы не помните, что вы вели переписку по этому поводу с военным министром?

Горемыкин. — Это вы мне прочитали, и теперь я помню эту переписку с военным министром. Что же, все это сделать зависело от военного министра.