Падение царского режима. Том 3

Щеголев Павел Елисеевич

Председатель. — Почему Воейков считался центром немецкого влияния при дворе?

Спиридович. — Мне кажется, что это происходило от его родства с Фредериксом, а Фредерикс, по мнению широкой публики, считался немцем. Я лично никогда не слышал от генерала Воейкова что-нибудь в смысле германофильства.

Председатель. — Конечно, вы не слыхали, потому что все-таки была некоторая разница между им и вами по положению. Но в ваших руках было три сотни людей, которые

были рассыпаны по Царскому и которые за всем наблюдали, значит, вы были человеком, осведомленным по Царскому Селу.

Спиридович. — Вы немножко неправильно судите о службе подчиненных мне людей, — ведь они заведывали только линией проезда. Между тем, многие думали, что они за всем Царским следят. Может быть, отсюда и проистекает неприязнь ко мне бывшей императрицы.

Председатель. — Но людям, которым вы ставили задачу охранять царя, естественно было поручать наблюдение за всем тем, что царя окружает и откуда могла появиться опасность для него. Вероятно, вы старались хорошо исполнить свою задачу и, стало быть, не ограничивались внешним наблюдением и заботились о том, чтобы проникать внутрь, например, — наблюдали за приезжающими?

Спиридович. — Тут я дохожу до предела моих обязанностей. Все то, что касалось лиц, служащих по министерству двора, меня не касалось. Весь антураж государя меня не касался. Это касалось начальника дворцовой полиции. У него был институт полицейских нарядов.

Председатель. — Кто был начальником дворцовой полиции?

Спиридович. — Герарди.

Олышев. — А не было охранного отделения в дворцовом управлении?

Спиридович. — Нет.

Олышев. — Вы полковника Ратко знаете?

Спиридович. — Знаю. Он был заведывающим особым отделом управления дворцового коменданта при Воейкове.

Олышев. — Может быть, в это отделение входили обязанности охранного отделения?

Спиридович. — Нет. Насколько я помню, когда этот отдел учреждался, то мысль была такова: в нем сосредоточивалась вся переписка, весь осведомительный официальный материал, который присылали дворцовому коменданту все жандармские управления. Ему направляли свои сообщения не только министр, товарищ министра и директор департамента, но и вся Россия.

Олышев. — Это известный циркуляр, где предписывается Воейкову знать все, что делается в России, все революционное движение?

Спиридович. — Ратко это собирал, и мы расписывались в прочтении.

Олышев. — Этот отдел не заведывал внутренней охраной, внутренним розыском?

Спиридович. — Нет, розыска безусловно не было.

Олышев. —

Это была сводка материала для доклада государю о внутреннем положении России?

Спиридович. — Да.

Председатель. — Вы были в каких-нибудь отношениях с Распутиным?

Спиридович. — За те девять или десять лет, когда Распутин подвизался тут, я его видел, может быть, раза три или четыре — кажется, в 1915 году.

Председатель. — Где вы его видели?

Спиридович. — В первый раз он приехал ко мне на квартиру в Царское Село, часа в 3 или в 4, чтобы просить устроить одного его родственника.

Председатель. — В каком отношении устроить?

Спиридович. — Дать ему какое-нибудь место. Это, кажется, маленький чиновник; его фамилия Бабиенко. Пробыл он у меня несколько минут, может быть полчаса, он торопился — ему нужно было ехать дальше.

Председатель. — Сколько времени, вы говорите, он у вас пробыл?

Спиридович. — Минут двадцать может быть. Я помню, он на часы все смотрел, так как торопился.

Председатель. — Что же он делал в течение этих двадцати минут?

Спиридович. — Он предлагал вопросы, ходил по комнате, смотрел картины, рассматривал все, спрашивал о моем положении — как, что, где жена, где дети.

Председатель. — Разве жена и дети ваши были в то время не при вас?

Спиридович. — Кажется, дочь была в Петрограде. Тогда я не был еще женат.

Председатель. — А в другой раз при каких условиях вы видели Распутина?

Спиридович. — Просьбы его я не исполнил. Помню, что, кажется, месяцев через шесть или семь, уже вернувшись во время войны, я узнал, что он остался очень недоволен тем, что я не исполнил его просьбы. А устроить этого человека я не хотел по многим причинам; между прочим, до меня дошли сведения, что он человек нехороший. Может быть, впрочем, я и устроил бы, если бы кто-нибудь другой просил.

Председатель. — Но ведь просьбу Распутина опасно было не исполнить?

Спиридович. — У меня, относительно Распутина была своя линия поведения; может быть она и являлась отчасти причиною того, что на меня немножко косо смотрели. Я его за девять лет ни разу не видал, он первый ко мне пришел.

Председатель. — Может быть, на этом и основывалось нерасположение к вам бывшей императрицы?

Спиридович. — Это можно было как угодно понимать. Не могу сказать, однако, чтобы у нас было безусловное нерасположение к Распутину.