Падение царского режима. Том 3
Шрифт:
Комиссаров. — Один раз. Он там бывал часто. Собственно говоря, это вышло таким образом. Вначале меня уволили без пенсии, без всего. После Хвостов, увидевши, что сделано было неправильно, вернул мне назад мундир и пенсию. Я просил, чтобы мне вернули действительную службу.
Председатель. — Т.-е. чего же именно вы добивались?
Комиссаров. — Я хотел или быть состоящим при министре, потому что состоящим при министре может быть и пенсионер (там несколько таких генералов было), или же получить место какого-нибудь градоначальника. И так как Протопопов
Председатель. — Мигулин?
Комиссаров. — Мигулин, кажется.
Председатель. — Когда это было?
Комиссаров. — Это было в ноябре или так около этого.
Председатель. — После думских заседаний, вероятно, на которых члены думы выступали с обвинениями против Штюрмера и Протопопова.
Комиссаров. — Не могу сказать (думает). Да, да, безусловно, потому что Протопопов рассказывал об этом.
Председатель. — Какое же было отношение к этому присутствовавших?
Комиссаров. — Протопопов рассказывал, все молчали, конечно.
Председатель. — Но он мог бы обидеться, если бы все молчали.
Комиссаров. — Сторонников у Протопопова, кажется, вообще не было.
Председатель. — Даже в числе обедавших?
Комиссаров. — Даже среди них. Кроме, разве, Бурдукова. Тогда Протопопов со мной заговорил. Вначале он, как будто, игнорировал меня, а после обеда позвал меня и говорит: «Я знаю, что с вами неправильно поступили». Я настаивал на том, чтобы постановили сделать официальную проверку. Протопопов категорически отказался, а вместо этого, предложил мне уехать на Кавказ или Финляндию. — Из Петербурга уехать.
Председатель. — На какую должность?
Комиссаров. — Ни на какую. Просто он говорил, что даст мне возможность уехать в Финляндию или на Кавказ.
Председатель. — Вы с Бурдуковым давно знакомы?
Комиссаров. — Нет, недавно. Я познакомился с ним у Белецкого… Я спросил: «Позволите, почему же на Кавказ или в Финляндию?» Тогда Протопопов ответил, что раз у меня такие отношения с Распутиным, — а это такая персона, — то лучше мне на время уехать.
Председатель. — Ну, а затем, — в декабре, январе, феврале, — как и при каких обстоятельствах вы встречались с Протопоповым?
Комиссаров. — Я говорю, что, после назначения его министром, я всего один раз виделся с ним у Бурдукова, а во второй и последний раз виделся с ним в министерском павильоне.
Председатель. — В течение декабря, января и февраля вы жили в Петрограде?
Комиссаров. — В Петрограде. Я до сих пор не мог пенсии себе выхлопотать.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, не было ли предположения, что вы получите назначение от Протопопова или через
Комиссаров. — Вначале — да. Я просил место петрозаводского губернатора. Меня не назначили. Это началось еще при Хвостове. За меня усиленно хлопотал В. А. Бальц.
Председатель. — Почему он за вас хлопотал?
Комиссаров. — Потому что он меня знал. Он был товарищем прокурора палаты в Петербурге.
Председатель. — Бальц знал вас по вашей деятельности? Какой именно деятельности?
Комиссаров. — В охранном отделении я был.
Председатель. — Разве Бальц заведывал охранным отделением?
Комиссаров. — Он был товарищем прокурора палаты. Прокуратура в связи.
Председатель. — Вы фактически не исполняли должность генерала для поручений при министре внутренних дел?
Комиссаров. — Единственный раз меня вызвали, — когда убили Распутина. Я был где-то в гостях. Приехал домой; жена страшно взволнована, меня ждет жандармский офицер, полковник. Посадил меня в автомобиль и повезли в департамент полиции. Курлов говорит мне в упор: «Вы знаете, что случилось?» Тогда, по правде сказать, я знал и не знал. Одни говорили — убит, другие — сбежал. Я говорю: «В чем дело?» Он мне в упор: «Вы знаете, что Распутина убили?» Я говорю, что — нет, не знаю. Это единственное, что было у меня с департаментом полиции при Протопопове.
Председатель. — И что же, вас отпустили после этого?
Комиссаров. — После этого отпустили и просили, не могу ли я узнать, кто убил.
Председатель: — И вы занялись этим?
Комиссаров. — Как же я могу заняться!
Председатель. — Значит, вы отказались?
Комиссаров. — Нет, я сказал, что хорошо. И уехал.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, не было ли у вас предположения о том, что вы можете быть назначены диктатором Петрограда на 14 февраля в связи с предполагавшимися событиями?
Комиссаров. — Сохрани бог и помилуй! Как же я мог быть назначен?
Председатель. — Вы никому не высказывали такого предположения?
Комиссаров. — Я в здравом уме, — каким же образом я мог быть назначен чем-нибудь, если Распутин считал, что самое мое пребывание в Петрограде равносильно концу его. Так считала вся женская половина двора.
Председатель. — Я говорю о 14-м февраля этого года, когда Распутина не было уже в живых.
Комиссаров. — Почему 14-е февраля?
Председатель. — Как вы знаете, 14-го февраля, с открытием думы предполагались некоторые беспорядки, об этом писали в газетах.
Комиссаров. — Та же самая история была с департаментом, когда я был в Ростове! Когда я был назначен, из департамента полиции запрашивали у Аджемова, не может ли он сделать запрос, почему меня…
Председатель. — Кто запрашивал Аджемова?