Падение царского режима. Том 3
Шрифт:
Председатель. — Это по старым делам, а разве вы не интересовались новыми текущими делами?
Трусевич. — Конструкция самой агентуры меня не интересовала.
Председатель. — Но вас не мог не интересовать вопрос о том, не является ли преступною деятельность того самого учреждения, которое ставит себе задачей предупреждение и пресечение преступлений.
Трусевич. — Это невозможно! Что-нибудь одно: департаменту полиции нужно было либо отказаться от борьбы с террором, либо остаться при тех средствах, которые были выработаны
Председатель. — Т.-е. оставаться при Азефах больших и маленьких?
Трусевич. — Об Азефе я говорю, что фамилию его я узнал лишь впоследствии. Например, если бы поставить вопрос так: Азеф много лет состоял сотрудником — я не утверждаю этого, но кажется, он имел непосредственное отношение к департаменту полиции; так вот, если бы вы меня спросили, имеется ли сейчас у Герасимова тот самый сотрудник, который был прежде в департаменте полиции, я бы не мог в этом разобраться, потому что я считал, что положение директора департамента полиции вовсе не таково, чтобы ему заниматься техникой. Его дело только общее руководство. Я должен отметить, что за все время существования департамента, в нем не было выполнено такой массы законодательных реформ, какая была выполнена при мне.
Председатель. — Департамент полиции, конечно, не законодательное учреждение, но одну реформу — постановку политического сыска не на преступную, а на законную почву, все-таки нужно было провести департаменту полиции.
Трусевич. — Я на эту тему беседовал с некоторыми лицами, не принадлежащими даже к бюрократическому строю, и я всегда говорил: «научите, как это сделать практически». Это было бы несомненно выполнено.
Председатель. — Но вы не находите, что если департамент полиции борется с преступлениями, хотя бы и политическими преступлениями, такими способами, которые сами по себе являются преступными, то нужно закрыть департамент полиции или уйти из него?
Трусевич. — С точки зрения охраны государственного строя это был прием практики, узаконенной самою жизнью, целыми столетиями.
Председатель. — Ну, относительно столетий нужно справиться в истории. А затем, что значит узаконение практикой? Закон должен во имя своего торжества бороться с практикой, а не говорить, что беззаконие указано практикой. Это есть уничтожение закона.
Трусевич. — Вы знаете целый ряд явлений, который установлен обычаями, usus’ом. [*] Весь вопрос в том, в силу чего это создалось. Но если бы я поставил такой вопрос, то это ни к чему не привело бы. Для каждого государственного строя это есть вопрос жизни и смерти. Можно сказать, подводя это под известную норму, что это есть создание необходимой обороны. Что-нибудь одно: или данному государственному строю надо отказаться от своего существования, или ему нужно принять те единственные доступные меры, которые практически доступны ему.
Стран. 217, сн. 2 стр.
«usus’ом» — «обычаем».
Председатель. — Так что, по вашему мнению, в настоящий момент нет государства, которое не имело бы на своей службе
Трусевич. — Я думаю, что надо различать. Участие в таких действиях, это такое ненормальное явление, которое ни с какой точки зрения не может быть терпимо.
Председатель. — Но оно терпелось. Вы говорите, что Азеф существовал целый ряд лет.
Трусевич. — Я говорил: если он существовал, кажется — существовал. Во всяком случае, я не знал, кто это был. Я просил бы отметить, что личность этого агента была неизвестна мне. Если взять положение департамента полиции во Франции, то там — то же самое, у них те же сотрудники в анархических организациях, потому что там идет борьба с анархией. Возьмем самую упрощенную форму государственного строя — вольный город Гамбург. Я перед реформой полиции осведомлялся: там ведут борьбу с легализированными обществами, которые подрывают существующий там строй, и точно также там есть люди, состоящие в этих обществах и доставляющие сведения.
Председатель. — Мы говорим об инструкции, которая была выработана в 1907 году. Какое участие вы принимали в разработке этой инструкции по тайному и явному, т.-е. по внутреннему и внешнему наблюдению?
Трусевич. — Она была составлена, не помню, кем из членов департамента. Проект был мне представлен, и я его изменил. В каких отношениях я изменил и в чем дополнил, я не помню. Это было 10 лет тому назад.
Председатель. — Вы утвердили его?
Трусевич. — Насколько помню, он был утвержден министром.
Председатель. — Вы не помните, кто из чинов департамента полиции принимал участие в выработке этой инструкции?
Трусевич. — Она составлена особым отделением. Кто раньше принимал участие, я не могу сказать, — это было 10 лет тому назад.
Председатель. — Не было ли таких агентов — главнейших, — которыми бы ведал департамент полиции?
Трусевич. — В мое время не было.
Председатель. — Не было ли тайных, особенно секретных сведений в распоряжении департамента полиции, которые хранились бы в недрах самого департамента полиции?
Трусевич. — Особо секретных я не помню. Был архив. Может какие-нибудь старые записки. Одним словом, никакого специального помещения для хранения этих дел (вы в этом смысле спрашиваете) я не помню.
Председатель. — Не был ли этим помещением несгораемый шкаф, который стоял в комнате директора?
Трусевич. — Я такого распоряжения не делал. Должен сказать, что когда я вступил в должность, то департамент полиции функционировал уже много лет и, если какому-нибудь отделению было сказано, что оно должно хранить свои дела в таком-то ящике, то так это и делалось. Я не распоряжался этим.
Председатель. — Вы говорите, что выработка инструкции прошла при участии особого отделения. При вас особым отделением заведывал Васильев?
Трусевич. — Да, но не помню, был ли он в 1907 г.