Падение "черного берета"
Шрифт:
— А в каждой бочке по пять тонн, — подсказал человек с большим бицепсом. Он коротко и кое-как подстрижен, а на лице ни грана волосяного покроя. Следы ожога…
— А где находится это ангар? — спросил Карташов.
— Это знает Горелов, бывший десантник, он обычно побирается на ВДНХ. Это он мне говорил о подземном заводе.
— Как его зовут?
— Ваня Горелов…Без ног и рук, самый рентабельный из нас. Таких среди калек всего трое. Кто по пьянке, а кто и по трезвянке попали под машину или электричку, но большинство- после Чечни. Словом, военно-бытовые
— Но ваши хозяева их выдают за ветеранов войны?
— В этом-то все дело. У всех на плечах тельник, «зеленка» и голубой берет… Дескать, героическая десантура. Для большего проникновения…
— Что ж, вы сами все знаете, вам и решать, — Карташов подвинул к себе стакан с водкой. — Так за что, братцы, выпьем — за восстание рабов или мирное сосуществование с поработителями? Пью, за униженных ветеранов горячих точек и просто потерпевших от жизни…
— Я готов, хоть сейчас! — воскликнул большой бицепс. — Вздрючим подонков!
— Я хочу рвать их зубами и стрелять, стрелять, — Гарик схватил костыль и с силой бросил его в дверь. — Только, где взять стволы?
— И транспорт?
— А главное, нам надо скоординировать время. Допустим, связаться с другими я могу сам, — сказал Татаринов. — Есть надежный человек…
Карташов понял, кого он имеет в виду.
— Но что толку от того же Горелова? Что он может сделать без рук и ног? — спросил Карташов.
— Да он резцами будет рвать горло. У него на культях врачи сделали титановые клешни, и он свободно может держать гранатомет. Он согласится. И любой из нас согласится быть живой торпедой. Клянусь комбатом, — выкрикнул Бицепс, — я надену на себя торбу с тротилом и вам только и останется меня подтолкнуть, куда надо, — он заплакал.
— Не скули, Геныч! Мы еще поживем на зло этой гнилой шушвали. Так что, Карташ, назначай стрелку, соберемся в темпе и решим.
— А что потом? — тихо спросил Сергей. — Он сам не все еще знал, какой может получиться финал.
— Кто выживет, наверное, так и будет побираться, а если повезет, определимся в дом инвалидов. Есть хорошие дома, где действительно тепло и уютно, молоденькие нянечки… Вот наведем шороху на всю Россию, подключатся газеты, телевидение, дойдет до президента… А как же! Надо ковать общую блоху. Верно говорю, Карташ?
— Да, черт возьми, все так! Но мы сейчас в некотором подпитии, а потому такие умные и храбрые. А завтра, что скажем?
— Ерунда! — вспыхнул Гарик. — Я и завтра и во сне, и в бреду буду за это. Я же им не могу простить! Железно…
— И я не передумаю, — поддержал товарища Геныч.
— Да это же смешно, Серый, какое к лешему подпитие?! О чем ты говоришь? — возмутился Татаринов. — Да нас водяра не берет. Живем на одних нервах…
— Идет, — Карташов сменил тон на более мирный. — Так и запишем: если при следующей встрече вы подтвердите сегодняшний меморандум, значит — восстание. Согласны?
— Согласны! — прогудел хор обрубленных мальчиков.
— А что вы скажете своим надзирателям насчет сломанных замков?
— Мы их придушим первыми, — вырвалось у Гарика.
— Самыми первыми, —
— Мы скажем своим сволочам, что к нам ломились какие-то бомжи и мы их отвадили… Верно, ребята?
— Так тому и быть…Давайте на посошок выпьем, — предложил Татарин, однако водка кончились и расходились на сухую. Договорились встретиться с Татарином на его точке.
Карташов уезжал с неплохим настроением. Было ощущение, что он увидел долгожданный свет в конце нескончаемо длинного туннеля. Крохотную точечку, не более острия иглы, а так будоражащую весь его кроветок. "Похлещи любого батута, черт возьми!" — подумал он и впервые за многие месяцы на душе стало что-то по- хорошему разогреваться.
Когда он вернулся в Ангелово, и кружным путем попал на территорию Брода, первый, кто его встретил, был Николай.
— Где ты, Мцыри, болтаешься в такую позднь? — спросил он, кашлянув в кулак. Так он делает всегда, когда злится или волнуется.
— А разве мы на казарменном положении?
— Тебя не было на месте более двух часов, поэтому попытайся вразумительно объяснить…
— Я здесь был, на территории. Люблю помечтать под звездным небом.
— Только ты мне этой херней не забивай голову, — уже с каменным спокойствием проговорил охранник. — На небе сплошные тучи, покажи мне хоть одну звезду.
— О звездном небе я говорил, разумеется, фигурально, ты ж понимаешь…Дай лучше сигаретку, мои кончились.
Закурили. Николай более миролюбиво:
— Ты выпивши и это тебя спасает, но в следующий раз предупреждай, понял? А об этом инциденте я доложу Броду.
— И напрасно, после недавних его вывертов со стрельбой по живым мишеням, не стоит в нем будить зверя.
— А мы ведь действительно, не знаем, какими судьбами тебя занесло сюда. То, что в тот момент ты оказался на Рижском вокзале, относится к разряду маловероятных событий. Верно?
— Один случай на миллион. И скажи спасибо такой случайности, ибо только благодаря ей Броду не прострелили башку, и в результате он остался жив, а значит, и ты при нем. Так что бей мне низкий поклон, а не трахай мозги, они у меня и без тебя затраханные. Пить надо меньше…
— Я вообще не пью, — повысил голос Николай.
— Речь в данном случае идет не о тебе, но я уверен, что не без твоих фантазий в голову Брода закралась такая светлая мысль насчет меня…
— И все же, где ты сегодня был?
— Хорошо, черт возьми, скажу — ездил на Казанский вокзал, пытался снять какую- нибудь шлюху. Доволен?
Карташов развернулся и пошел к себе наверх. В комнате совершенно трезвым голосом его встретил Одинец.
— Один раз тебя Брод замочит, — сказал он и зажег настольную лампу. — Но я догадываюсь, где ты был.
— То, что сегодня выкинул Брод с пистолетом, очень напоминает белую горячку.
— Это далеко не белая горячка, а заурядная ревность. Вы с Галкой слишком долго мотались по магазинам. И я не удивлюсь, если узнаю, что там, где вы с ней любезничали, есть несколько акустических закладок. Теоретически Веня мог вас прослушивать.