Падение Дома Теккен'ар
Шрифт:
– Я пока не слышу в этих бесспорно интересных теориях вопроса, - Решетов смотрел на меня снисходительно, как родитель, которого маленький ребенок пытался впечатлить кривой мазней, выдавая её за картину.
– Вопрос? Хорошо, будет и вопрос. Каково это использовать людей, которые находятся в тупике? В отчаянии, и лишены опций?
– Мы никого не заставляем, выбор целиком в ваших руках.
Я почти тебе верю. Твари. Словно головой о бетонную стену биться.
– Мне нужно подумать и прочесть договор.
– Конечно, но решайте быстрее, у нас есть уже десять добровольцев, и вы можете не успеть.
Из офиса Парагона я вышел в смятении. Подсознательно я чувствовал подвох, но выбора у меня, действительно, не оставалось. Они это знали, и я это знал.
В палате неприятно пахло. Лекарствами и мочой. Отец выглядел скверно, краше только в гроб кладут. Здоровый в прошлом мужчина, высокий и статный, лежал, накрытый тонким одеялом. Волосы выпали из-за химеотерапии. Кожа землистого цвета. Похудевший до состояния жертвы концлагеря – тяжело есть, когда тебя постоянно тошнит из-за химии, а опухоль забирает все силы. Только пронзительные голубые глаза составляли всё его сходство с прежним – здоровым обликом.
– Олег, ты не ответил мне, где ты деньги нашёл? – отец хмурился, и это простая эмоция, казалось, забирала у него все силы.
– Пап, все в порядке, мне дали кредит.
– Не нужно мне врать, а? Кто тебе кредит даст? Я-то знаю, сколько стоит лечение. Под опель тебе его дадут что ли, ага, догонят и ещё дадут, - буркнул он.
– Ты прав. Я не хочу тебя обманывать, но говорить не буду, - кафельный пол занимал всё моё зрение.
– Батя тебя любит, а ты его бесишь. А мне нервничать нельзя, - он улыбнулся уголками губ. Ну хоть не криминал?
– Нет, всё законно.
– И то слава богу, - заметное напряжение отпустило его.
– Я тебе апельсинов принёс, - попытался я сменить тему.
– Спасибо, брось на тумбочку. Он вздохнул, - корейцы или немцы?
– Корейцы. У них процент выживаемости выше.
– Ну и как я с ними говорить буду?
– Бать, тебе говорить ничего не надо будет, пальцем ткнёшь в живот, закрыл глаза, открыл глаза, проснулся здоровым человеком.
– А как я медсестёр кадрить буду, если я не говорю по-ихнему, - отец храбрился.
– По их.
– Я в тебя щас апельсином кину, балбес.
– Жестами. Будешь им подмигивать и приглашающе руками делать, поправьте мне, мол, подушку, очень неудобно.
Отец засмеялся. Его задорный смех вызывал одновременно и радость, и тоску. Кажется, последний раз он так смеялся до диагноза.
– Смотри, найду себе там невесту, будет у тебя брат раскосый, жалеть будешь, что к немцам не отправил.
– Ничего, переживу.
– Иди давай, скоро местная домомучительница фрекен Бок придёт, на процедуры меня везти. А она, скажу тебе, дружище, как три корейские медсестры в обхвате. Не забалуешь.
Из палаты я вышел полный решимости. Нужно будет, просижу в капсуле и два года, но отец у меня снова на ноги встанет.
Мой начальник в Райно-Тэке подписал заявление на неоплачиваемый отпуск, не глядя. Долго мялся, пытаясь подобрать слова, наконец, выпалил.
– Олег, очень надеюсь, что ты вернёшься к нам в отдел. Знаю, что ситуация у тебя сложная, я к боссам за тебя ходил, просил, эта скотина, - он огляделся и тише добавил, - Макбрайд зарубил, сказал, грейд[6] не позволяет, и всё. Мудак. Поэтому я рад, что ты нашёл
Хороший все же, Прокофьев, мужик. Нужно будет ему вискарь презентовать потом.
– Спасибо, Тимофей. Если что, ты же играешь, да?
– А то, 115й уровень, - подбоченился руководитель.
– Друид, Косолапым зовут.
– Хорошо, можешь с моим отцом связаться? Вот его телефон. Не знаю, насколько это всё затянется, напиши мне, если от него какая-то информация поступит. Я тебя сам найду.
Договор составили максимально непонятным бюрократическим языком. Суть же его сводилась к тому, что обо всех рисках и опасностях я предупреждён и, если стану овощем в результате этого эксперимента, то Парагону я никто и звать меня никак. Иски обязуюсь не подавать, претензий не имею. Лечение они мне оплачивать не будут, скинут у обочины и дальше поедут.
Стоило письму с подписанными документами улететь, как зазвонил мобильный.
– Олег, повезло вам, в уходящий поезд заскочили, - Алексей звучал нарочито доброжелательно. Ваши документы пришли на пять минут раньше, чем другого претендента. Двенадцатым будете. Жду вас завтра, у нас в офисе. Отбой.
– Хорошо, спасибо.
Алексей осмотрел дюжину стоящих или сидящих в кресле-коляске, как в случае с осунувшейся молодой девушкой, перед ним разнородных людей и начал инструктаж.
– Уважаемые добровольцы проекта Оберон, ещё раз напоминаю правила. Сейчас вы будете тянуть жребий на продолжительность погружения. После этого, подходите к любой капсуле и ждёте дальнейших инструкций. Техники вам всё подробно объяснят. В каждую капсулу случайным образом запрограммированы настройки реалистичности. Две из них имеют уровень боли и наслаждения – 100%, две – 50%, две – 25%, у остальным шести уровни наслаждения и боли не равнозначны, т.е. один выше другого. Уровни составляют 15%, 30% и 70%. Сделано это для того, чтобы определить оптимальные настройки для человеческого разума при полном погружении.
– Угу, покажите мне психопата, который захочет играть при 100% боли круглый день, - мужчина в возрасте недовольно скривился.
Алексей проигнорировал его.
– Прошу тянуть жребий.
Я смотрел, как один за другим добровольцы доставали пластиковую палочку из кулака Алексея. Какой-то архаичный метод для столь продвинутой корпорации. Возможно, сделали именно так, чтобы люди потом не жаловались, что ИИ их распределил как-то нечестно.
Девушка с длинными кудрями взвизгнула от радости. Ей попалась неделя. Её можно понять, всего неделя и у тебя годовая зарплата и спасение родного человека или что там ей пообещали. Тот самый недовольный мужчина выругался, ему выпал короткий жребий – год. Молодой парень с выкрашенными в ярко синий цвет волосами вытащил дрожащей рукой, волнуется что ли, палочку на полгода, но никак не отреагировал. Присвистнув, он отошёл в сторону. Неопрятного вида женщина с чёлкой, таких можно найти в очереди к врачу или ЕРЦ, вечно склочные и недовольные, достала жребий на месяц и всем своим видом показала, насколько она разочарована. Девушка в коляске, невысокая, с короткими рыжими волосами подъехала и рывком вырвала у Алексея свой жребий. Наконец, подошёл и мой черед, не глядя я выдернул пластиковую палочку из рук Алексея. Что ж, год, так год.