Падение Губернатора
Шрифт:
– Двое с вертолета. – Он моргнул. – О… я еще кое-что туда положил. – Он снова моргнул. – Не знаю, понадобится ли вам. Просто выкиньте, если в этом нет нужды.
– Спасибо, – буркнул Губернатор и взял контейнер. Металл был теплым и липким от крови. – Дай мне поспать, ладно? Не пускай сюда никого.
– Хорошо, шеф.
Развернувшись, Гейб быстро спустился с лестницы, с радостью избавившись от своей ноши.
Губернатор закрыл дверь, повернулся и направился обратно в столовую.
Пенни ринулась к нему, когда он проходил мимо, и натянула цепь. Хрипя, она простирала худые мертвые ручонки к контейнеру. Она чуяла запах мертвой плоти. Глаза ее, как огромные серебряные
– Нет! – осадил ее Губернатор. – Это не тебе, дорогая.
Она хрипела и рычала.
Губернатор помедлил.
– Хотя… ладно… Погоди-ка.
Поразмыслив, он с любопытством поднял крышку и заглянул в контейнер. В больших полиэтиленовых пакетах лежали влажные и мясистые куски тел. Увидев один из них – отрубленную человеческую руку, неестественно изогнутую, как мороженая рыба, – Губернатор усмехнулся.
– Думаю, можешь полакомиться вот этим. – Он вытащил руку, которая когда-то принадлежала захватчику по имени Рик, и бросил ее девочке. – Так ты хоть немного посидишь спокойно, и я смогу вздремнуть.
Мертвая девочка набросилась на кровоточащий обрубок и принялась громко чавкать, черными зубками разгрызая хрящи, как куриные кости. Оставив ее одну, Губернатор унес контейнер за угол, в столовую.
В тускло освещенной комнате он достал из мешков два других предмета.
– Ребята, у вас гости, – сказал он кому-то, кто был скрыт в тени, а затем опустился на колени и вытащил из пластикового пакета отрубленную женскую голову, с которой капала мозговая жидкость. Голова принадлежала женщине по имени Кристина. На лице – которое теперь опухло и стало упругим, как тесто, – застыло выражение чистейшего ужаса. – Точнее, новые соседи.
Открыв крышку пустого аквариума, придвинутого к дальней стене, он погрузил в жидкость голову продюсера новостей.
– Составьте друг другу компанию, – сказал он мягко, почти нежно, погружая в мутную воду соседнего аквариума вторую голову, принадлежащую пилоту.
Губернатор вздохнул. Где-то недалеко, не умолкая, жужжала невидимая муха.
– Я просто валюсь с ног.
Вернувшись к креслу, он опустился в него с усталым и довольным вздохом.
В другом конце комнаты тихо булькали двадцать шесть аквариумов, в каждом из которых было как минимум две – а в некоторых по три или по четыре – оживших человеческих головы. Журчали фильтры, тихо гудели лампы. Каждый аппарат был подсоединен к толстому, как анаконда, кабелю, который шел вдоль плинтуса и в углу комнаты поднимался к генератору на крыше здания.
Заточенные в зеленоватые сосуды с водой мертвенно-бледные, бесцветные лица подергивались, словно их мимикой управлял скрывавшийся в тени кукловод. Тонкие и испещренные венами, как сухие древние листья, веки поднимались и опускались с произвольными интервалами, замутненные катарактой глаза вбирали в себя все тени и отражения, поблескивавшие в воде. Темные рты то и дело открывались, то тут, то там зияя чернотой за стеклянной стеной огромных аквариумов. Губернатор уже двенадцать месяцев собирал эти головы с энтузиазмом музейного куратора. Он выбирал их инстинктивно, поддерживая загадочный эффект, который производили эти мертвые лица.
Губернатор откинулся в кресле. Подножка со скрипом поднялась. Расслабившись, он принялся рассматривать множество лиц, чувствуя, как на него обрушивалась усталость. Он едва заметил новую голову – голову женщины, которая однажды была блистательным продюсером сегмента на радио WROM компании «Фокс» в Атланте, а теперь пускала пузыри своим бесчувственным ртом. Губернатор видел только целое, только общность всех лиц – общее представление обо всех этих случайных жертвах.
Крики
Тошнотворный ужас, застывший на всех этих беспомощных лицах, страстно желавших избавления, которому не суждено было наступить, был таким бледным, таким мрачным, таким пугающе своевременным, что он снова каким-то образом проник в мысли Филипа Блейка, очищая его. Каким-то образом он прижигал его израненную психику жестокостью реального мира. Он прививал его от сомнений, от раздумий, от сострадания, от сопереживания. Так, в общем-то, мог кончить любой из нас: остались бы только головы, навеки заключенные в аквариумах. Кто знает? Это была неизбежная крайность, постоянное напоминание о том, что ждет любого, кто хотя бы миллисекунду был слаб. Головы символизировали старого Филипа Блейка. Слабого, робкого человека… вечного жалобщика. «Как ты мог сотворить столь ужасную вещь? Как хоть кто-нибудь может творить такое?» Он смотрел на головы, которые воодушевляли его, давали ему сил, заряжали его энергией.
Голос его стал низким, и он неразборчиво пробормотал:
– Пятьдесят семь каналов, а смотреть нечего.
«Как?…»
«Ты?…»
«Мог?…»
Не обращая внимания на внутренний голос, Губернатор погружался в дрему, смотря на двигавшиеся губы, которые дергались, пускали пузыри и застывали в безмолвном подводном крике. «…Как?…» Он проваливался в сон. Смотрел. Впитывал. Перед глазами начали мелькать обрывки сновидений – кошмары вклинивались в реальный мир, – и вот он уже бежал по темному лесу. Он пытался кричать, но голос не слушался. Он открывал рот и безмолвно орал. Из горла не вылетало ни звука – лишь пузыри, которые устремлялись в черноту и исчезали из вида. Он неподвижно стоял в самой чаще. Кулаки были сжаты, кипящая ненависть рвалась наружу и выливалась через рот. Сжечь все дотла. Сжечь. Разрушить. Разрушить все. Сейчас же. Сейчас. СЕЙЧАС!
Через некоторое время Губернатор резко проснулся. Он не сразу понял, что было за окном – день или ночь. Во сне ноги скатились с подножки, шея ныла из-за неудобного подголовника.
Поднявшись, он направился в ванную и привел себя в порядок. Стоя перед зеркалом, он слышал низкое рычание мертвой девочки, прикованной к стене в соседней комнате. Заводной будильник на комоде показывал практически полдень.
Губернатор чувствовал себя отдохнувшим. Сильным. Впереди его ждал тяжелый день. Воспользовавшись пемзой, он вычистил из-под ногтей кровь черной дамочки. Умывшись, он переоделся в свежую одежду и наскоро позавтракал кукурузными хлопьями с сухим молоком и подогретым на горелке быстрорастворимым кофе, а затем бросил Пенни новый кусок из стального контейнера.
– Папочке пора на работу, – бодро сказал он девочке, направляясь к двери, после чего взял пистолет и рацию, которая заряжалась у входа. – Люблю тебя, дорогая. Веди себя хорошо, пока я не вернусь.
В коридоре он связался по рации с Брюсом.
– Встретимся на треке, – сказал он в микрофон, – над служебным входом.
Не дожидаясь ответа, он отключился.
Через десять минут Губернатор уже стоял на верхней площадке грязной лестницы, которая вела в мрачный лабиринт подземных пещер. Небо над треком выглядело угрожающе, день был серым и ветреным.