Падение Кимас-озера
Шрифт:
Отряд наш значительно поредел.
В самом хвосте посеревший, молчащий, угрюмо передвигал ноги Тойво.
И вдруг команда Антикайнена:
— Враг слева. Развернуться в цепь вперед!
Дорогой товарищ Тойво, вспомни, как мы разворачивались в цепь, быстро повернувшись в указанном направлении, как быстро летели вперед, теряясь в глубине соснового леса, как горели нетерпением, желая встретиться лицом к лицу с проклятыми лахтарями, как были разочарованы, когда узнали, что это только маневры, что никакого врага нет, что это учеба.
Особенно помню, как был обозлен ты. Тебе-то каждый поворот с грузом за плечами, каждый такой маневр
Ты напрягал все свои силы, стискивал зубы и шел вместе с другими.
Захватив таким образом одну деревушку, Антикайнен расставил по дорогам караулы, чтобы научить нас никого не выпускать из деревни, расположил бойцов по избам, чтобы научить, как распределять силы после захвата деревни.
И затем мы снова шли дальше, шли быстро по морозу. Видно было, что в этих местах недавно еще бушевали вьюги.
Дорога была занесена глубоким снегом, а местами и совсем исчезала.
В этот же день мы пришли в Гонга Наволок.
За этой деревней сразу начиналась территория, где не было ни одного красноармейца и совершенно неизвестно, сколько белых.
Расположив свой взвод в теплой избе, сбросив с себя вещевой мешок, проверив, действует ли затвор трехлинейки, я пошел по дороге назад, чтобы помочь Тойво.
Отряд очень растянулся; по дороге шли еще отдельные наши ребята, вспотевшие, с расстегнутыми полушубками. Я приказал одному застегнуться: не няньчиться же нам с воспалением легких, в самом деле!
У многих вид был совершенно измученный; другие проходили несколько шагов и останавливались, морщась от боли.
Потертости давали себя знать.
В пяти километрах от привала я нашел Тойво и, преодолев его сопротивление, не обращая внимания на его ругань, взял себе его «обезьянчик»; винтовку он так-таки мне и не отдал.
— Есть натертости? — спросил я на ходу.
— Нет, — ответил он. — Я ведь понимаю, в чем дело; я портянки навернул как полагается. Из того, что я не умею пока порядочно бегать на лыжах, не следует еще, что я ничего не смыслю. Но уже сегодня я понял, в чем дело, и если бы не эта проклятая боль в мышцах, я пошел бы лучше многих из вас.
Было уже темно, когда мы входили в деревню. В избе я снял валенок, натертость на пятке превратилась в водяной пузырь.
Я достал иголку, проколол колыхавшийся пузырь, выпустил воду и бережно обмотал ногу.
Больше подобной глупости я не повторю, нога мне еще нужна.
Тойво уже храпел в углу.
Дверь распахнулась. В избу, не торопясь, вошел Лейно и сразу как-то заполнил собой всю горницу.
Он уселся на лавку, вытащил из сумки карту десятиверстки и протянул ее мне.
— Вот тебе карта, по ней ты должен отмечать весь путь своего взвода. Всем комвзводам, отделкомам и прочим командирам ее дали, я взял для тебя.
— Какой путь должен я отметить? — удивился я.
— Жаль, что ты куда-то запропастился и не был в избе у Ровио и Инно; ты прозевал много важного, но я тебе расскажу.
Лейно встал, осмотрелся, нет ли кого в помещении.
В углу храпел Тойво.
Под лавкой возился кот. Он отпускал свою лапу, и из-под лапы выкатывался серый клубок, — это была мышь. Не дав ей отбежать и на полшага, кот, неожиданно изогнувшись, мягко прыгал, опуская на нее свои легкие когтистые лапы.
Лейно подошел к двери и сделал мне знак итти за ним.
— Здесь нас могут подслушать, а дело абсолютно тайное.
Вслед за нами из дверей на крыльцо вырвалось белое облако
— Как живот?
— Лучше, Лейно.
На синевшее небо выползали северные звезды. Мы постояли посреди широкой деревенской улицы.
— Здесь нас никто не подслушает. По этой карте ты будешь отмечать путь, по которому пройдет твой взвод и весь наш отряд. Мы идем на лыжах. Командир Инно и товарищ Ровио на лыжах ходят плохо, поэтому они остаются здесь ждать нашего возвращения или известия о нашей гибели. Отряд выходит в составе двух рот, командиры — Хейконен и Карьялайнен; пулеметная рота разделяется между нами, а командир пулеметной роты Тойво Антикайнен [6] назначается командиром всего отряда, его помощник Суси [7] — начальником штаба. Ты ведь знаешь Антикайнена?
6
Тойво Антикайнен— один из организаторов финляндского комсомола и финляндской Красной гвардии, участник гражданской войны в Советской России, вождь финляндского пролетариата. Сейчас приговорен буржуазным судом к пожизненной каторге.
7
Товарищ Сусисейчас работает в Карельской советской социалистической республике, в Петрозаводске.
О да, Антикайнена я знал более чем хорошо; это ведь после его горячей речи на митинге гельсингфорсской молодежи вступил я в революционный союз молодежи, а затем в партию.
Он строитель, а я металлист, и всего-то на два года он старше меня. Сейчас ему двадцать три года.
Какой молодой рабочий Гельсингфорса не знал организатора комсомола, яростного и проникновенного оратора, непреклонного коммуниста товарища Тойво Антикайнена!
Я знал его отца. Это был мрачного вида обойщик, который, однако, как передавали, любил пошутить, когда был трезв. Но вся беда в том, что трезвым-то я его никогда не видел.
Кто из нас не помнит речей Антикайнена! Они заставляли ненавидеть врага, сжимать кулаки, стискивать зубы.
Он заставлял нас плакать о погибших товарищах и с восторгом итти в бой, чтобы воздать врагам по заслугам. А заслужили они все-таки в тысячу раз больше, чем мы им заплатили.
Но когда я начинаю вспоминать, как они расстреливали всех раненых таммерфорсского госпиталя, как они обращались с пленными красногвардейцами, когда я вспомню то, что они делают сейчас, я начинаю волноваться. А мой рассказ требует полного спокойствия.
В прошлом году я ел кашу, сваренную Антикайненом. Он был начальником заставы у станции Горской, когда мы стояли против взбунтовавшегося Кронштадта. Мы уходили в дозоры, и он оставался в избе совершенно один. Не мог же он отрывать от дела человека, чтобы тот был кашеваром. Вот он, комрот, сам и варил своим красноармейцам кашу.
Да, я отлично знал Антикайнена, а что нашему командиру было всего лишь двадцать три года, это нас тогда не смущало: большинство из нас было моложе.
И только хмурый, широкий Карьялайнен, комрот 2, да комрот 1, голубоглазый, весь подобранный Хейконен, рабочий-мраморщик, организатор красногвардейского отряда гранитников-мраморщиков, имели от роду по двадцати восьми лет.