Падение Порт-Артура
Шрифт:
Не обратили внимания наши историки и на еще один вроде бы малозначительный факт. Расстрел рабочих 9 января вела не полиция, а гвардейские полки. И уже через несколько часов после стрельбы толпа на Невском начала вытаскивать из саней и колясок проезжавших офицеров и нещадно бить их. Причем били не рабочие, а респектабельно одетые люди. В конце мая богатая публика освистала в театре великого князя Алексея Александровича: «Пошел вон, князь Цусимский!» А при появлении на сцене его метрессы Балетты публика кричала: «На твоих бриллиантах кровь наших матросов» и ряд выражений, не подлежащих публикации.
Поражение в войне и участие офицерства в расправах над собственным населением вызвали
Другой офицер соблазнил молоденькую актрису. Нравы тогда были совсем иные, нежели сейчас, и актриса предложила офицеру на выбор или венчаться, или оставить ее навсегда в покое. Господин офицер выбрал третий вариант: достал браунинг и разрядил обойму в девушку. И на сей раз император приказал не давать ход уголовному делу.
Поэтому не надо удивляться, что в революционные годы граждане с удовольствием распевали частушки: «Офицерика-голубчика прикокошили вчера в Губчека». Сейчас модно ругать ВЧК — ОГПУ — НКВД, но риторический вопрос: сколько «голубчиков» прикокошили матросы в Кронштадте в феврале — марте 1917-го, когда все вожди большевиков имели алиби в Женеве, Нью-Йорке, «во глубине сибирских руд» и т.д.? Сколько «голубчиков» убили петлюровцы, финны, кавказцы, махновцы и др.?
Ненависть к «золотопогонникам» была столь велика, что советское руководство решило ввести погоны лишь после Сталинградской битвы. А истоки этой великой ненависти восходят ко времени русско-японской войны.
Глава 38.
Россия и Европа (1904–1905)
Япония не смогла бы вести войну, не опираясь на финансовую поддержку английского и американского капитала. Английские банки еще до войны финансировали Японию и ее военную подготовку. На нью-йоркский денежный рынок Японии до войны пробраться не удавалось, несмотря на поддержку президента Соединенных Штатов и еще более авторитетную в данном случае поддержку банкиров лондонского Сити. Руководящие круги Уолл-стрит отказывались доверять Японии свои деньги или выдвигали ростовщические требования — уплату огромного процента и др.
Но вскоре после начала войны против России настроение в Нью-Йорке изменилось. В апреле 1904 г. еврейский банкир Шифф и крупный банкирский дом «Кун, Леб и компания» вместе с синдикатом английских банков, включая Гонконг-Шанхайский, предоставили Японии заем на сумму 50 млн. долл. из высокого процента (6% годовых); половина займа размещалась в Англии, половина — в США. Недоверие к японскому кредиту было все же столь велико, что банкиры потребовали точного определения конкретного источника доходов японского правительства, который даст возможность исправно погашать платежи по займу. В качестве такого источника в контракте были указаны доходы таможен.
В ноябре 1904
Россия же почти не ощущала экономических и финансовых затруднений в связи с войной. Урожай 1904 г. был обильный, в том же году был отмечен рост промышленного производства. Налоги поступали как в мирное время, а золотой запас Государственного банка возрос за 1904 г. на 150 млн. руб. (1 января 1904 г. — 732,9 млн. руб.; 1 января 1905 г. — 878,2 млн. руб.), и повышалось количество банкнот в обращении.
Военные расходы, составившие за первый год войны около 600 млн. руб., были покрыты отчасти свободной наличностью казначейства (бюджетными остатками прошлых лет), отчасти займами. Подписка на два внешних займа в несколько раз превысила сумму выпуска. В мае 1904 г. последовал заем во Франции на 300 млн. руб., а в самом конце 1904 г. — в Германии на 232 млн. руб. Кредит России стоял высоко: она занимала под 5–6%, тогда как Японии, несмотря на все ее успехи, приходилось фактически платить 7–8%.
Как уже говорилось, международная обстановка в Европе была крайне благоприятной для России. После Гулльского инцидента (22 октября 1904 г.) британское правительство выступило с угрозами в адрес России. Реакция Германии последовала незамедлительно. 27 октября кайзер лично телеграфировал Николаю II, сообщая, что Англия намерена помешать Германии снабжать углем русский военный флот. Кайзер предлагал совместно положить конец этим поползновениям, образовать «мощную комбинацию» против Англии и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора ей.
Министр иностранных дел Ламздорф усмотрел в этом только «попытку ослабить наши дружеские отношения с Францией», на что Николай II ему ответил: «Я сейчас за соглашение с Германией и с Францией. Надо избавить Европу от наглости Англии», и 16 октября телеграфировал Вильгельму: «Германия, Россия и Франция должны объединиться. Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову».
Ответ Вильгельма гласил: «Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе».
К этому чувствительному посланию был приложен проект союзного договора. «В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, — гласил проект, — союзница ее придет к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности обе союзницы будут также действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя согласно условиям договора франко-русского союза».
Осуществление немецкого проекта означало либо создание антианглийского континентального блока под руководством Германии и России, либо разрыв франко-русского союза.