Падение Рима
Шрифт:
Затем Хэсу со своими воинами объехал ещё несколько таких же славянских селений, также отличающихся белизною и чистотою изб, где тоже не оказалось мужчин, ушедших с войском Аттилы, но в одном селении, расположенном почти у берега Дуная, гунны обнаружили страшную картину.
Собственно, это чёрное пепелище вместо ухоженных изб, выстроенных среди раскидистых тополей, и селением-то нельзя было назвать; ещё дымились, испуская угарный чад, развалины домов, а между разбросанных мёртвых тел бродили унылые, в репьях собаки, иногда слизывая кровь с посинелых лиц убитых; правда, сюда ещё не успели слететься чёрные грифы и сбежаться шакалы. Иные погибшие лежали вповалку, все вместе: и женщины, и дети, и старики, страшно изуродованные; кажется» некоторые из них сражались —
Мысль похоронить убитых у десятника скоро отпала, когда в лощине он обнаружил ещё множество поверженных в бою славян-мужчин. Столько павших похоронить невозможно, для этого потребуется не один день... А Хэсу задерживаться нельзя.
Он обвёл поле боя глазами и увидел тела убитых амелунгов [124] , носивших шёлковые рубашки и надетые поверх них выкрашенные в жёлтый цвет кожаные панцири.
Вдруг на краю лощины раздвинулись кусты и оттуда, боязливо озираясь, вышел в изорванной одежде мужчина. По наголо остриженной голове и жезлу с золотым набалдашником Хэсу сразу определил в нём жреца славянского бога Перуна. Жрец тоже признал гуннов, на стороне которых находились его сородичи. Жрец хорошо владел гуннским языком и объяснил, что здесь пал в сражении с амелунгами отряд славян, оставленный для защиты в селениях стариков, детей и женщин; он был мал количеством — старейшина Мирослав понадеялся на гепидов [125] , которые владели переправой через Дунай, и думал, что они в случае чего помогут.
124
Амелунги жили долгое время по соседству с римским лимесом — оборонительной линией, тянувшейся от Рейна к Дунаю; они подверглись быстрой романизации и уже в V веке усвоили латинский язык и римские обычаи.
125
Г е п и д ы — племя, как и амелунги, тоже германского происхождения, но выступавшее на стороне гуннов.
Но гепиды, как оказалось, во главе с королём Ардарихом, являющимся ближайшим советником Аттилы, ушли, ничего не сказав славянам. А амелунги переправились на этот берег и напали на славянское селение, не зная, что здесь находится вооружённый отряд. Поэтому и сами понесли немалые потери.
— Гепиды предали нас! — с вызовом заявил жрец. — Так не положено друзьям вести себя...
— Амелунги, надо полагать, не оставят вас и дальше в покое, — предположил Хэсу. — В окрестности среднего течения Дые стоит ещё не тронутых ими много богатых, но не защищённых ваших селений... Будем ждать сотника Юйби, а потом сюда скоро придёт войско Увэя, и мы возьмём всех жителей этих селений с собою.
— Но у нас нет в обычае того, чтобы женщины, старики и дети сопровождали войско... А как же быть с полями, на которых уже созрел урожай пшеницы, ячменя и проса?.. Его же надо убирать!
— Если хотите умереть, дело ваше... Но ты, старик, должен уговорить своих родичей срочно покинуть это место. Собирайтесь, грузитесь на подводы, а по прошествии времени примкнём к основному войску Аттилы, в котором сражаются и ваши воины...
— Попробую уговорить.
— Вот и ладно.
Хэсу, вернувшись в то селение, которое встретилось первым, узнал, что красавицу славянку, давшую ему напиться, зовут Любавой. Жрец ей успел сообщить, что погиб от рук амелунгов весь отряд, оставленный Мирославом.
— Хэсу, —
— А ты разве замужем?
— Да, но прожили мы вместе всего два месяца. Я знаю, что он был оставлен здесь с теми немногими, что пали, защищая нас.
— Хорошо, отвезу.
Чтобы не видеть, как женщина с плачем и причитаниями, распустив в трауре волосы, ищет среди поверженных в битве мужа, Хэсу отъехал к Дунаю, сел на берегу и всмотрелся в тёмные воды. Сколько ты всего, седой исполин, видел?.. И сколько ещё увидишь?! Вон и воды твои потемнели от вдовьих слёз и потоков крови, что льются из ран убитых на твоих берегах... Молчишь, исполин. Ты же не можешь сказать: «Бросьте убивать друг друга!» Ибо люди тебя не послушают. Как не послушают никого хищные звери, для которых убийство — добыча, а добыча значит продолжение жизни...
Перед глазами десятника неким видением возникло на миг некогда прекрасное лицо Валадамарки, а потом её отрубленная голова с закрытыми очами, искривлёнными синими губами и с запёкшимися в уголках рта не то кусочками грязи, не то каплями крови... Хэсу передёрнуло; он встал, вернулся и увидел Любаву, склонившуюся над телом убитого, уже вытащенного ею мужа из груды тел.
«Всё-таки нашла, несчастная», — пожалел молодую женщину Хэсу, но она уже не плакала и не причитала, а смотрела на мужа невидящими глазами и отрешённо гладила его руку.
Хэсу сбросил с себя кожаную рубаху и начал молча копать неподалёку могилу.
Потом, сидя в избе у ставшей вдовой Любавы, Хэсу и сотник Юйби, прискакавший сюда с остальными девятью десятками воинов, поминая мужа молодой женщины, тихо разговаривали между собой, хотя могли и не опасаться, что она услышит, так как их языка Любава не понимала.
— Неужели и вправду, как сказал мне славянский жрец, гепиды предали их... Почему они снялись, не предупредив соседей?
— Ты всегда, Хэсу, о чём-то начинаешь предполагать, раздумывать... — как бы в укор сказал пожилой сотник, боясь прямого, честного разговора. Как знать, не вызывает ли нарочно его на откровенность этот молодой да ранний десятник, а потом возьмёт да и доложит обо всём тысячнику, а тот Ислою... После того как Юйби получил в подчинение сотню, он узнал, что не все довольны его назначением, ссылаясь на пожилой возраст; среди десятников были и такие, которые давно сами ждали такого назначения... Но всё же Юйби по-прежнему доверял Хэсу; и он тоже получил повышение, да и немалое время находился в десятке — Юйби успел его изучить. Но, пожалуй что, осторожность не помешает, хотя и Юйби также хотелось прямо и честно поговорить... А тут молодая вдова всё подливала крепкого мёду и подливала. А медок вкусный! Хорошо его умеют варить славяне. И язык сотника потихоньку начал развязываться.
— Хэсу, ты же знаешь этих самых гепидов... Но Аттила сильно доверяет их королю. Да и как не доверять, если Ардарих не раз высказывал на совете дельные мысли, следуя которым Аттила выигрывал сражения... Но то, что сам король и его гепиды жадны до золота, уже ни для кого не является тайной... Ведь они, владея плодородной частью территории, ранее называемой Дакией, заняли ещё, с позволения, правда, Аттилы, богатый город Синдидун и дочиста его ограбили.
— Юйби, гепиды, держащие в своих руках переправу через Дунай, обеспечивали переход на другой берег, и это тоже уже не тайна, даже врагов, — с головы по золотому статиру. Вполне возможно, что гепиды переправили таким образом и отряд амелунгов...
— Но ведь известно, что Ардарих снялся раньше и ушёл с Аттилой, — возразил пожилой сотник, всё ещё осторожничая.
— Только тот же Ардарих мог для этой цели оставить на переправе часть своего войска. Думаю, что и Аттила знает об этом, только помалкивает, — начал горячиться Хэсу. — И понятно: у него в войске гепидов больше, чем славян. Славянами можно и поступиться...
— Уж не потому ли ты за них заступаешься, что присмотрел для себя, как я вижу, вот эту красивую молодку, — схитрил сотник.