Падение Света

Эриксон Стивен

— И находят в том наслаждение.

Он вздохнул. — Это наш путь, гадающая. А ваши не такие, как у нас.

Вестела Дрожь несла груду мехов и шкур на плече. На теле не было ничего, лишь мокасины на ногах и обсидиановый нож болтался на шее. — Ай стали беспокойны.

Листар нахмурился, ища взглядом огромных волков, но занесенная снегом равнина казалась лишенной жизни. Словно объясняя свое прозвище, Бегущие-за-Псами путешествовали не одни. Дважды после лагеря Листар замечал полдюжины огромных зверей. Идут параллельно. Но

их нет уже три или четыре дня. Он думал, они ушли. — Что их беспокоит? «И откуда вы вообще знаете?»

— Они интересуются, когда можно будет съесть лошадей. Мы тоже.

— Мы ведь не голодаем?

— Свежатина вкуснее. — Вестела сделала красной рукой странный и сложный жест.

Хатарас засмеялась сзади: — Так возьми его, дура.

— Наказанный, — придвинулась к Листару Вестела. — Не ляжешь со мной ночью? Это привилегия. Гадающие берут кого хотят.

— Я возьму его следующей ночью, — крикнула Хатарас. — Слишком долго ждем. Считает нас уродинами, но в темноте он ощутит нашу красоту.

— Я еще не поведал вам свое преступление. — Листар отодвинулся от Вестелы. — Тогда ты не захочешь иметь со мной дела. У меня была подруга. Я ее убил.

— Нет, — возразила Вестела, снова приближаясь.

— Ты ничего не знаешь!

— Ты никогда не забирал жизни.

Сзади раздалось короткое фырканье. — Жуки. Блохи. Гнус.

Вестела оглянулась. — Жизни Тисте. Ты знаешь. На нем нет пятна.

— Мыши, пауки, рыба.

Вестела вспыхнула, развернулась и напала на Хатарас. Они упали, визжа и рыча, кусаясь и царапаясь.

Листар остановился, лошади тревожно собрались вокруг. Он щурился на север, ожидая, когда драка подойдет к утомленному, полному секса завершению. Не в первый раз. Он не помнил, когда впервые увидел их ссору, как смотрел вначале встревожено, потом с интересом, как цепкие пальцы находили соски и спутанные волосы между ног, и драка становилась ритмичной, звучали стоны и вздохи вместо рычания, и тогда он отвел глаза. Лицо пылало.

Этих баб он и вел к Легиону Хастов, чтобы они дали форму некоему ритуалу избавления. Помимо невероятности успеха, Листара тревожила сама идея прощения. Некоторые поступки не заслуживают забот капитанов Празека и Датенара…

Он знал, что убийцей в лагере была Ренс. Ждал ее ножа, готов был его приветствовать. Но она лишь танцевала вокруг, пока ожидание не прожгло дыры в желудке. И тут его отослали на дикие равнины севера, даже не подумав, что он может сбежать, уйти от всего, от себя самого.

Женщины уже любились. Это может занять время. Он вздохнул и отвернулся, расстегивая вещевой мешок. «Руки на лошадиные бока. Рассуждают о мясе. Не удивительно, что они бегают с волками, не с конями». Он вытащил порции и начал готовить. — До лагеря уже недалеко, — произнес он громко.

Как и ожидалось, женщины не ответили.

— Мы не съедим лошадей.

Полагалось, что вы поскачете, чтобы быстрее оказаться у Хастов. Мы теряем время.

Хатарас подняла голову от лона, облизнулась. — Ритуал очищения. Да. Пятна пропадут. Ты едешь, мы бежим.

Вестела легла набок и села. — Ай охотятся. Мать обеспечит их.

Глядя на оправляющихся женщин, на красные лица и пылающие щеки, слизь на покатых, почти не существующих подбородках, он сказал: — Эта мать, о которой вы говорите, которую зовете… занимаясь вот этим. Это ваша богиня?

Женщины разом засмеялись. Хатарас встала на ноги. — Чрево огня, пожирающий посул.

— Плюющая Детьми. Раздутая Весна.

— Хранительница Спящей. Лжемать.

— Смертельно опасна, когда злится. Мы ублажаем ее, чтобы не выпустила когти. Она в маске, эта Мать, но родное лицо — ложное. Азатеная.

— Азатеная, — закивала Хатарас. — Держит Спящую в грезах. Чем дольше сон, тем мы слабее. Скоро Бегущих не будет. Наш сон окончится. Начнется иной.

— Мать шепчет о бессмертии, — состроила гримасу Вестела. — О тропе из грез. Пусть спит, твердит она.

— Мы не боимся Матери, — добавила Хатарас, проводя рукой по лошадиному боку. — Боимся только Джагутов.

Листар нахмурился. — Джагутов. Почему?

— Они играют с нами. Как Азатенаи, но неуклюже. Считают нас невинными…

— Детишками, — бросила Вестела.

— Но гляди в глаза, Наказанный. Зри наше понимание.

— Спящая родила нас, мы довольны. Наши жизни коротки.

— Но полны.

— Мы боремся за пищу и тепло.

— Но любовь нам не чужда. — Хатрас отошла от лошади, к Листару. — Наказанный, будешь ждать с остальными? Или дать тебе ритуал сейчас? Мы оборвем мучения твоей души.

— Как, гадающая? Как вы сделаете такое с каждым из нас?

Вестела опустилась рядом с ним. — Многие сны забываются при пробуждении, верно?

Он отвел глаза, не вынеся ужасающей откровенности ее взора. — Но не воспоминания. Они просто поднимаются, словно солнце. Каждое утро — миг блаженства, и все возвращается. Как призраки. Демоны. Они возвращаются, Вестела, ибо истина имеет клыки и когти. Мы пробуждаемся к реальному, к тому, чего не отменить.

Она протянула мозолистую охряную руку, коснулась его щеки. — Реального нет, Наказанный. Лишь сны.

— Я чувствую иначе.

— Существует страх пробуждения, — отвечала она, — даже когда сны неприятны нам. Голос вопит в твоей голове, молит проснуться, но другой голос предупреждает: ты проснешься в мир неведомый. Вот причина страха.

— Нам нужно чувство вины, Вестела Дрожь. Без него умрет совесть. Этого ты хочешь для меня? Для всех нас? Забрать совесть. Вину?

— Нет, — сказала Хатарас, присев напротив. Глаз ее влажно поблескивали. — Есть иной путь.

— И это…

— Его можно понять лишь в разгаре ритуала. Помочь тебе сейчас?