Падение Света
Шрифт:
Но ведьма, танцевавшая вокруг Ренс, начала двигаться по спирали, и от нее исходила незримая сила, явно отталкивавшая Ребла и Бареса. Подойдя ближе, Фарор ощутила растущее давление, сопротивление каждому шагу. Через миг она застыла на месте, тяжко вздыхая. Танцующая словно бы тряслась в лихорадке, тело стало размытым, видимым сквозь мутное стекло.
Ренс вдруг закричала, и крику ответили металлические взвизги трех сотен хаст-мечей. Пошатнувшись, Фарор увидела: солдаты падают в строю, один за другим, другие чему-то сопротивляются — тут и она ощутила это,
«Они под кожей!» Она упала на колени, отчаянно нашаривая пряжки и застежки.
* * *
Необъяснимая ярость наполнила Вареза, он сопротивлялся ошеломительному давлению из центра плац-парада. Непонятное волшебство сочилось сквозь доспехи, словно это была марля. Скребло кожу, проникало внутрь, лезло в мышцы и кости. Он ревел от гнева, но слышал лишь оглушительный гул жуткой мощи. Ощущал, как кровь становился водой в жилах, как нечто иное сквозит по нему, густое и вязкое. Казалось, оно сжигает ужас и гнев, шепчет тайны, кои можно лишь ощутить.
А Ренс билась на земле, мучения и боль ее были видны каждому. Он не мог остановиться, пробираясь туда. Гадающая схватилась за живот Ренс, будто посылая пальцы сквозь плоть, и была кровь на запястьях, чистая жидкость сочилась из локтей и застывала паутиной.
Ни одна женщина не пережила бы таких ран. Он понял, что ухватился за меч, но лезвие не хочет покидать ножны. Оно выло в ответ страданиям Ренс, но беспомощно, звонкий стон был полон разочарования.
Варез сражался за каждый шаг, он был уже в десятке шагов от танцующей ведьмы, хотя едва ее видел, она ускользала и руки, казалось, движутся отдельно от тела.
«Никто не должен умирать вот так…»
Вспышка заняла его рассудок, унеся все мысли. Среди хаоса он ощутил откровение, открытие ядовитого цветка. Поглядел в сердцевину и, не в силах отвернуться, сошел с ума от увиденного.
* * *
Дары гадающих по костям позволяли Листару пережить испытания ритуала. Стоя на коленях на краю площадки, он видел, как все падают. Оружие и доспехи замолкали, доведенные до немоты беспомощностью пред ликом чуждой магии. Видел, как сникают офицеры. Видел, как гадающая Хатарас подняла над Ренс что-то маленькое и кровавое, торопливо завернув в обрывок шкуры. Видел: Вестела прекратила танец, сбросила дрожь словно кожу, упав на колени и выблевав на мерзлую землю.
Листар встал на ноги и шатнулся. Пошел к ним, смотря на тело Ренс. Была же кровь — не ее нет. Она невредима, глаза зажмурены; подойдя ближе, он различил размеренные движения груди.
— Наказанный, — сказала Хатарас, голос был резким, глаза покраснели. — У нее была близняшка, умершая в утробе матери. Краткая жизнь, голодная и жаждущая, борющаяся и полная невезения. —
Не вполне понимая, Листар коснулся Ренс. Осмотрел ее. — Будет жить?
— Другая желала сына. Нашла одного. Убила, чтобы был с ней. Ночь утопления, начало многих ночей. Смерть и кровь на руках. Кровь на самом волшебстве.
Вестела неуклюже подошла, утирая лицо. — Истерзанное море, — сказала она, — но я пила глубоко. Выпила досуха, оставив кости, камни и ракушки. Оставив то, что тонет в свете и воздухе. Оставив им дар праха.
Листар встал на колени у Ренс.
Хатарас подошла, положила ладонь ему на плечо и нагнулась. — Наказанный. Ты должен понять.
Он потряс головой: — Не понимаю.
— Нет души полностью одинокой. Так лишь кажется, когда ты остаешься последним на поле брани. Война идет в каждом из нас. Ее близняшка — скорченный, черный трупик в утробе — питалась каждой мыслью, лишенной возможности всплыть на поверхность сознания, снующей во сне, когда надежды становятся грезами, а грезы кошмарами. Пожирала разрозненные остатки мертворожденных идей, внезапных желаний, измен и зависти. Воображение может быть на редкость злым царством.
Вестела подхватила: — Я забрала у них всё. Не дала спрятаться. — Женщина помолчала, озираясь. — Превратила армию в ужасную вещь. Этих солдат. Они не станут сомневаться. Пойдут в огонь Матери, если прикажут. Будут биться со всеми, кто станет против. И будут умирать один за другим, как любые солдаты. Неотличимые и совсем иные. — Она потянула Хатарас, заставляя встать. — Любимая, нужно бежать. Вскоре они поднимутся в безмолвии. Заморгают, не глядя в очи друзей и соперников. Проклятое железо задрожит от их касания. Эти солдаты, подруга… они — извращение.
— Вот что вы нам дали? — возмутился Листар. — Не об этом вас просили! Мы хотели благословений!
Вестела оскалила зубы: — О, они благословлены, Наказанный. Но подумай: что случается с душой смертного, когда истина становится нежеланной? — Она посмотрела на Хатарас. — Какова будет участь ведьмы-сироты?
Хатарас пожала плечами. — Владевшая ею душа мертва, плоть сгнила, но шелуха осталась. Она, — указала гадающая на Ренс, — должна учиться касаться ее и находить остатки волшебной силы.
— Мерзкая магия.
— Да. Уродливая.
Листар остался подле Ренс. Оглянулся и увидел, что армия пала, словно каждый солдат был сражен на месте. «Наверное, так было, когда Хунн Раал отравил прежних».
Гадающие уже ушли с плаца. Отсутствие их касаний он ощутил, как саднящую боль в глубине души. «Так легко оказалось меня бросить. Нет, не понимаю путей Бегущих».
Взгляд уловил движение; он повернулся и увидел женщину, вышедшую из командного шатра. Она встала, чуть качаясь, озирая тысячи неподвижных солдат — позы не отличимы от смерти, оружие безмолвно. Единственный слышимый Листару звук был — пение ветра, тихо крадущего остатки дневного тепла.