Падение Святого города
Шрифт:
Теперь Найюр понимал, что есть два прошлых: то, которое человек помнит, и то, которое он выбирает. И они редко совпадают. Все люди находятся под властью второго.
И знание этого делает их безумными.
Время. Мысли о нем занимали Икурея Конфаса как ничто другое.
Князья Священного воинства могли не отдать эти земли Нансурии, но ключи от них до сих пор были в руках Конфаса. Джокта — старинное имперское владение со старинными имперскими особенностями. Давно умершие нансурские строители учли опасности, исходившие от завоеванных народов, и проложили подземные ходы в сотнях городов. Города потом можно будет и вернуть.
Тем не менее побег из города дался Конфасу труднее, чем он думал. Хотя он не желал в этом признаваться, инцидент со скюль-вендом в Донжоне потряс его, расстроил почти так же, как гибель Дарастия, адепта Имперского Сайка. Дикарь ударил Икурея, сбил его на пол легко, словно женщину или ребенка. А Конфас был парализован страхом и совершенно растерян. По-звериному гибкий,
страстный и жадный, Найюр урс Скиоата действовал как прирожденный разбойник, обожаемый своими людьми. Он вонял степью, словно его огромное тело воплотило в себе саму землю... землю скюльвендов.
Конфас почувствовал, что пропал. Конечно, он понимал — варвар именно этого и добивался. Как говорят галеоты, испуганный человек думает шкурой. Но от понимания было не легче. Опасности подстерегали их на каждом этапе бегства: и когда они дожидались ночи, и когда пробирались по улицам к некрополю, и когда откапывали вход в подземелье. Только после того как они с Сом-пасом пересекли реку Орас, он немного перевел дыхание...
Теперь в сопровождении небольшого отряда кидрухилей он ждал в указанном месте: на заросшем насыпном холме в самом центре охотничьих угодий, в нескольких милях на юго-восток от Джокты. Место выбирал Конфас, как и должно быть, поскольку впоследствии именно ему суждено сыграть главную роль в драме.
Над землей несся сильный порывистый ветер. Растрепанные вечнозеленые деревья сгибались под ним, подобно девам. От взмаха незримых юбок взметалась зимняя пыль. Верхушки дальних деревьев дрожали, словно в их кронах разворачивалась чудовищная битва. Казалось, где-то рядом вот-вот разверзнется бездна. Мир часто казался Конфасу плоским, словно картинка. Сегодня все изменится, подумал он. Сегодня мир станет бездонным.
Гнедой жеребец Сомпаса фыркнул и встряхнул гривой, сгоняя осу. Генерал выругался раздраженно, как человек, недолюбливающий животных. Внезапно Конфас пожалел о потере Мартема. От Сомпаса было много пользы, даже сейчас. Его пикеты прочесывали окрестности в поисках соглядатаев скюльвенда, он всегда находился при деле, но личных качеств ему не хватало. Сомпас был хорошим орудием, но не оружием, как Мартем. А великим людям необходимо именно оружие.
Особенно в таких обстоятельствах.
Если бы только отвязаться от проклятого скюльвенда! Что же такого было в этом человеке? Даже сейчас в дальнем закоулке души Конфаса горел маячок на случай его возвращения. Словно варвар своим присутствием марал его, привязался, подобно дур-
ному запаху, который необходимо даже не отмыть, а отскрести. Никогда еще ни один человек так не влиял на Конфаса.
Возможно, думал он, так праведники чувствуют грех. Ощущение чего-то большого, что наблюдает за тобой. Некое неодобрение, огромное и неописуемое, близкое, как туман, и далекое, как край света. Словно сам гнев обрел глаза.
Может, вера — это тоже нечто вроде пятна... запаха...
Конфас громко рассмеялся, не беспокоясь о том, что
— Экзальт-генерал?..— произнес Сомпас.
Дурак Биакси. Всегда отчаянно хочет оказаться внутри событий.
— Они едут,— кивнул вдаль Конфас.
Из зарослей кипарисов выбрался отряд всадников — человек двадцать — и стал спускаться цепочкой по противоположному склону. Они огибали бугорки, испещрявшие пастбище, как бородавки покрывают собачью шкуру. Конфас со скучающим видом украдкой бросил взгляд на свою маленькую свиту. Все нахмурили лбы в смятении и тревоге. Он чуть не рассмеялся. Что же затеял их богоравный экзальт-генерал?
Этот день он распланировал давно. Князь Атритау не тратил зря времени, получив власть над Священным воинством. Как ни злились на него ортодоксы, победа над падираджей смыла всю их раздражительность. Конфас до сих пор изумлялся, вспоминая тот день. Какая уверенность выросла из отчаяния! Даже его собственные люди сражались с яростью одержимых.
Конфас сыграл свою роль, не выходя из четко обозначенных рамок, и, вне всякого сомнения, весьма способствовал успеху Священного воинства. Но любому дураку было ясно, что дни его в качестве Человека Бивня сочтены. Потому он предпринял некоторые... меры. Устройство этой встречи через сиронжских посредников было одной из таких мер. А также тайное размещение отряда кидрухилей в лесах Энатпанеи. Конечно, он никому не рассказывал о своих намерениях, тем более Сомпасу. Далеко идущие замыслы нельзя доверять людям недальновидным. Сначала надо прорваться через границу.
— Кто это? — в пространство спросил Сомпас. Остальные тоже вглядывались в темноту. Они сидели в своих
седлах неподвижно и спокойно, но Конфас знал, что внутри у них все трепещет от ожидания, как у детишек, жаждущих медовых лепешек. То, что приближающиеся всадники были в одежде фаним, ничего не значило. Конфас невольно подумал о том, что сказал бы Мартем. Жизнь казалась более защищенной, когда отражалась в его проницательных глазах. Не такой безрассудной.
— Экзальт-генерал! — внезапно воскликнул Сомпас и потянулся за мечом.
— Стоять! — рявкнул Конфас— Оружия не трогать!
— Но это же кианцы! — воскликнул генерал. Проклятый Биакси. Неудивительно, что их род так никогда и
не сумел получить императорскую мантию. Конфас дал коню шпоры, выехал вперед, развернулся и встал лицом к своим людям.
— Кто, кроме нечестивца,— вскричал он,— может изгнать правого?
Воины тупо уставились на него. Все они были ортодоксами, а значит, князя Атритау они презирали так же, как и Конфас. Но их решимость была порождена мирскими мотивами, не снизошла с небес. Конфас никогда не требовал от них слишком многого, но всегда требовал быстрых действий. Эти люди ради него убьют родную мать...
Нужно только правильно выбрать время.
Конфас улыбнулся им как человек, разделивший с ними все. Он кивнул головой, словно подтверждая: итак, мы снова обрели себя.
— Я вел вас до галеотской границы. Я вел вас в сердце мертвой скюльвендской степи. Я привел вас к самому порогу старого Киана, и мы почти низвергли его! Киан. Сколько битв мы прошли вместе? Лассентас. Доэрна. Кийут. Менгедда. Анвурат. Тертаэ... Сколько побед!
Он пожал плечами, словно не понимал, зачем говорить об очевидном.