Падение Трои

Акройд Питер

— В противном случае, как ты говоришь, получается слишком много совпадений. Я слышал, как занялась солома за несколько минут до того, как над нами разразилась гроза. Я уверен, что не было никакой молнии. Не видел ничего похожего. Что могло быть легче для него, чем поджечь солому, когда он увидел, что близится гроза?

— В таких обстоятельствах хватило бы зажженной свечи.

— Он наклонился и в первый раз легко поцеловал ее в лоб.

— И ты думаешь, что он подложил змею?

— Он любит

наблюдать за этими змеями. Ему нравится, что они смертельно опасны.

— В камне достаточно трещин и щелей, через которые она могла вползти. Зачем убивать меня?

— Ты не понимаешь. Он ребенок. Он не выносит, когда ему противоречат. Терпеть не может соперников.

— Он не мог допустить мысли, что Троя…

— Его Троя, Александр.

— Что его Троя будет разрушена. Он видел войско гомеровских героев. Я видел племя людей совсем иной культуры, совершавших человеческие жертвоприношения.

— Для него это было невыносимо. Ведь Троя — смысл его существования.

— Что он станет делать?

— Продолжит работать. Без передышки. Когда он раскопает древний город целиком, уедет. Примется искать другое священное место.

— И будет гнать от себя мысль о табличках, словно они никогда не существовали.

— Он уже забыл о них. — София вздрогнула. — Все-таки дождь промочил нас насквозь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Оберманн занимался тем, что защищал раскопы от бушевавшей бури, целый день укладывая мешковину, сооружая укрытия из дерева и листов гофрированной жести.

— Теперь, — сказал он Лино, — пейзаж напоминает поле боя под Севастополем. Но мы сокрушили врага. — Он взглянул на обгоревшее и частично разрушенное жилище Торнтона. — Я не видел мистера Торнтона с тех пор, как разыгралась эта трагедия. Должно быть, он безутешен.

— И мы все тоже, Генрих. Кадри-бей говорит, что молния уничтожила все.

— То, что залил дождь, превратилось в грязь. Вы были у Торнтона?

— Не могу заставить себя пойти. Не могу вынести мысли, что все его надежды рухнули.

— Ваша чувствительность делает вам честь, Лино. Но странно, почему он не пришел сюда. Пошлю-ка я за ним мальчика.

— Англичане склонны к самоубийству.

— Сомневаюсь, что это верно в отношении Торнтона. Он слишком упрям. Рашид, подойди ко мне. Сходи к мистеру Торнтону. Он расстроен. Если его там нет, посмотри, не бродит ли он среди скал. Но будь осторожен. В грозу выползают змеи.

Рашид покачал головой.

— Он уехал, сэр.

— Уехал? Куда уехал?

— Уехал верхом. И мадам вместе с ним. В сторону Чанаккале.

— Тебе, должно быть, это приснилось, Рашид. Мадам уже в городе. Она уехала вчера. — Мальчик опять покачал головой, но ничего не сказал. — Ладно.

Я сам расследую таинственное исчезновение Александра Торнтона. — Оберманн направился к лишенному крыши дому и, как только вошел, понял, что англичанин исчез. Хотя он и посмеялся над словами Лино о склонности англичан к самоубийству, все же внимательно осмотрел небольшой альков в главной комнате.

— Он удрал, — вслух сказал Оберманн. — Вот это да!

— Затем подумал о Софии. Невозможно представить, чтобы она вернулась и тут же снова уехала, так быстро и незаметно.

Он услышал стук копыт коня Леонида, а потом увидел его самого, измученного и насквозь промокшего.

— Тебе следовало остаться на ферме. Не было никакой нужды скакать в грозу.

— Была нужда.

На самом деле Леонид оттянул отъезд с фермы Теодора Скопелоса. Он боялся гнева отца. Как только София увидела его рядом с матерью, он понял, что все изменится. Он не собирался сообщать Софии, что эта женщина его мать, слово вырвалось у него само. Леонид не мог отрицать свое родство. Он любил мать, даже при всем ее безумии, и не мог предать.

Оставшись ночевать на ферме, он ломал голову, как лучше поступить. И хотя на следующее утро разыгралась гроза, ему было ясно, что нужно вернуться в Трою и принять на себя ответственность за последствия того, что открылось.

— Да что с тобой, Телемак? Ты выгладишь, будто тебя собираются повесить.

— Я должен кое-что рассказать вам.

Ну, в чем дело?

— София заезжала на ферму.

— Я знаю. Она ездила туда месяца два назад. И что?

— Она снова появилась там вчера. Неожиданно.

— Ну?

— Она видела Елену.

— Прости, я не расслышал.

— Она знает. — Оберманн блуждающим взглядом окинул раскоп. — Она подошла к нам неслышно. София слышала, как я называл Елену матерью.

Оберманн отошел на несколько шагов и склонил голову, словно глубоко задумавшись. Затем поднял лицо к небу и издал полный ужаса и страдания крик, испугавший турецких рабочих. Среди них прошел слух, что герр Оберманн во время грозы утратил множество сокровищ. К Леониду он вернулся, уже овладев собой.

— Когда это произошло?

— Ранним вечером, вчера.

— Ты долго тянул с возвращением.

— Мне было стыдно.

Оберманн сильно ударил его по щеке.

— Никогда не стыдись, Телемак! Горюй. Печалься. Но не стыдись. Стыд — это враг.

Во время разговора с Телемаком Оберманн начал понимать, что произошло. София в гневе вернулась в Трою и встретила Торнтона. Они решили бежать вместе — бежать от Оберманна, бежать из Трои. Пгев и отчаяние объединили их против него. Оберманну было это совершенно ясно, словно он слышал каждое произнесенное ими слово.