Падение во грех

Alainara

Бабушка же говорила это! У Грешника Айона был орёл, об этом ей рассказывала Розетта! Бабушка упомянула об этом вскользь, так что не странно, что я не обратила на это внимания… да и я по-прежнему не хотела в это верить… боже, боже, боже! Орёл, в чьи глаза я смотрела, был орлом Айона!

Я схватилась за голову, сжимая пылающие виски. Не только дневник, но и орёл… я обречена! Я с ним связана! И не могу вырваться из этого!

Вдруг снова раздался стук в дверь. Ну, а теперь-то кого сюда принесло?

Я с трудом встала с кровати и подошла к двери, облокотившись на косяк. Открывать я не спешила.

Мало ли кто это опять ко мне пришёл? Может быть, мне-то этот кто-то совершенно не нужен?

Но я услышала мягкий голос старшего брата:

– Ева, – тихо сказал Эрик. – Ты же хотела поговорить со мной, верно?

Я слабо улыбнулась и открыла ему дверь. Раньше так было всегда… во время праздника мы незаметно отходили от остальных и долго вели задушевные разговоры. Но теперь Эрик совсем забыл об этой нашей маленькой традиции… но я рада, что он, наконец, вспомнил о ней. Что что-то вновь стало как раньше.

Брат смотрел на меня своими светло-голубыми глазами, такими же, как у всей моей семьи… кроме отца и меня.

– Пойдём, поговорим на балконе, – тихо сказал Эрик.

Сквозь тёмные тучи проглядывают маленькие, редкие звёзды. Прохладный летний ветерок приятно обдувает меня. Я улыбнулась, наслаждаясь покоем ночи. Если бы только не видеть этих мерзких, электрических огней ночного города… огней, за которыми скрывается вся людская суета, вся людская глупость… все цепи, сковавшие мир людей….

И сами люди, не осознающие своих оков… оков, что создали они сами….

– Ты ненавидишь Сателлу? – нарушил молчание Эрик, внимательно глядя на меня из-под сквозь ночной полумрак, который был бы тьмой, не будь освещены окна в нашем доме.

Я тяжело вздохнула, думая, как бы лучше объяснить всё брату. Между нами словно выросла стена в последнее время. Хоть он и единственный, кто не отверг мою Мечту… многого он, всё же, не понимал.

– Ты совсем забыл обо мне… – наконец, печально сказала я. – Ты всё своё время посвятил лишь ей….

– Ева… – грустно и виновато проговорил Эрик, осторожно касаясь моего плеча.

Я посмотрела на него с вымученной улыбкой:

– Я всё понимаю, Эрик, – тихо проговорила я. – Тебе уже двадцать три года… и у тебя после школы долгое время не было девушки. Я знаю, не отрицай, – с нажимом сказала я, кладя руки на плечи брата. – Я вижу, тебе нравится Сателла, и это нечто большее, чем просто долг или симпатия. Я понимаю, что тебе всё это необходимо, и что всё не может быть, как прежде. В этой семье только одна ненормальная – и это я… я, которая в шестнадцать лет ни разу не целовалась, у которой даже близко не было парня, – я усмехнулась, но немного горько.

Эрик слабо улыбнулся, пытаясь меня приободрить:

– Это нормально, Ева….

Я покачала головой.

– Нет, не нормально, – сказала я, глядя в небесную тьму. Ненормально, если тебе больно разговаривать с людьми… ненормально, если одно случайное, неловкое слово может обратить тебя в долгую депрессию… и всё потому… что ты видишь Систему в этом мире.

Но об этом я не стала говорить своему старшему брату….

– Однако, Эрик… – продолжала я, глядя в пространство. – Сейчас речь не об этом. Я понимаю тебя, но… дело в том, что ты совсем

забыл обо мне. Нет больше наших разговоров, нет больше вечеров, проведённых вместе… я не против тебя и Сателлы, нет… может быть, она мне и не нравится, но это твоё дело… но прошу тебя, – я взяла брата за руки, глядя ему в глаза. – Не забывай о своей младшей сестре, хорошо? Конечно, она привыкла быть забытой, но ей больно терять то, что у неё есть….

– Ева… – шумно вздохнул Эрик и обнял меня. Я стояла, уткнувшись в плечо брата и мечтала стоять так вечно.

– Прости меня, Ева, – прошептал Эрик мне в самое ухо. – Обещаю, я буду проводить с тобой больше времени….

Я улыбнулась ему. Он мягко отстранил меня и ласково сказал:

– Я понимаю, о чём ты говоришь… родители и правда… почти не думают о твоих чувствах. Я вижу, какая ты всегда в свой день рождения… и я знаю, что тебе сейчас особенно тяжело. Но что происходит? Не можешь рассказать? – участливо спросил он.

Я покачала головой. Эрик, мы же говорили с тобой! Неужели, так трудно догадаться! Но если ты не помнишь этого разговора, то и теперь ничего не поймёшь!

– Что ж, как хочешь… – проговорил брат, тактично отступая. – А что случилось на кладбище? Тоже не скажешь?

Я закрыла лицо руками. Но почему, почему опять? Как же тяжело говорить об этом! Даже с братом, который всегда так хорошо меня понимал, теперь тоже тяжело говорить ….

– Чтобы там не было, этого больше не будет, – решительно проговорила я, поднимая глаза к небу. – Я знаю, как надо бороться. Не причинять никому вреда, никому не причинять неприятности… в первую очередь своей семье.

Я сжала кулак, прижав его к груди. У меня это совершенно не выходит… но я должна найти способ, я найду его! Я не стану, как Айон, не стану! Я никому не буду причинять боль!

– Но Ева… – Эрик внимательно посмотрел на меня, готовясь сказать неожиданную, роковую фразу: – Любой поступок так или иначе наносит другому вред. Это неизбежная суть вещей. Как бы ты не жил, ты всё равно кому-нибудь причинишь боль… путь одного разрушает жизнь другого. Какой дорогой бы ты не шёл, кому-то твой выбор всегда будет мешать. И твоя семья… ты всё равно рано или поздно принесёшь ей вред, слишком уж сложные у тебя отношения с родителями, слишком уж они желают видеть в тебе не то, что ты есть. Тебе всё равно придётся причинить им боль… им или кому-то другому. Любой твой поступок вопреки чужим желаниям, желаниям тех, кто тебя любит, так или иначе сделает им больно. Ты не сможешь жить, ничего не разрушая, ничем не жертвуя, Ева… на любой дороге жертвы неизбежны. Чем-то всегда приходится платить за свой путь.

Я вздрогнула, сжав перила балкона. Это значит… это значит, что….

Но тогда мне не удалось закончить свою жуткую мысль даже про себя. Дверь открылась и на балкон зашёл мой отец.

– Вот вы где! – сказал он с улыбкой, которая всегда казалась мне какой-то натянутой. – Ева, давай завтра сходим в кино, мы с тобой уже давно никуда вместе не ходили! Я уже купил билеты!

Я кивнула, слабо улыбаясь. Я всегда была любимицей отца, но от этого было немало проблем….

Невозможно… невозможно не причинять никому вред… невозможно… невозможно никому не сделать больно….