Падение во грех

Alainara

Я хотела забыть её, хотела жить, как другие… хотела ничего не знать о Системе… и об Айоне.

Вновь и вновь, засыпая со слезами на глазах, я вспоминала его и не могла понять, как же он смог вынести тяжесть мира.

Израненное, истекающее кровью сердце желало лишь одного – увидеть его, узнать, поговорить с ним. Ведь только он может мне помочь… только он сможет понять меня, чужую.

От невозможности этого душа разрывалась на части, я не плакала, а лишь громко стонала от боли, сжимая руки в кулаки и скорчиваясь в позу зародыша. Я била

кулаками по подушке, по стене, словно надеясь сломать их и сбежать… куда-то. Но мне некуда было бежать, я знала, что повсюду оковы.

Я ненавидела своё тело, мечтала вырваться из него, мечтала быть кем-то другим, мечтала себя уничтожить, мечтала, чтобы не существовало моей души. Я мечтала, чтобы я никогда не родилась….

Мой ад пожирал мою душу. А мой рай был для меня потерян…

Тем временем, священнику и психиатру всё-таки удалось выведать мои мысли.

– Почему вы, где-то полгода назад, вдруг перестали учиться, мисс Ремингтон? – спрашивал меня психиатр, поправляя очки.

Я скептически, ядовито усмехаюсь.

– У меня изменилось мировоззрение, – чётко говорю я. Что-то словно заставляет меня сегодня отвечать на вопросы. Возможно, это моя дурацкая черта – я никогда не умела врать.

– Ну, это и подтверждает, что у вас не всё в порядке, мисс Ремингтон, – говорит психиатр, строча что-то в свою тетрадку. Это меня страшно нервирует, и я забиваюсь в угол. – Разве нормально будет, если ваш отец вдруг бросит работу, сказав, что у него мировоззрение изменилось?

Я презрительно усмехаюсь, глядя куда-то в пустоту, и вижу лишь свои грязные волосы, спадающие на глаза.

– Было бы просто прекрасно, – отвечаю я психиатру.

– Как же так? – удивляется он. – Ведь иначе невозможно жить в этом мире….

Я вскидываю голову, волосы растрёпанными, слипшимися прядями падают мне на спину.

– Да, в этом мире невозможно, – говорю я. – В мире, скованном Системой. В мире, где необходимо отдавать деньги даже за самое необходимое. В мире, где ты вынужден быть его рабом, всю жизнь тратить на работу и суету. В мире, где всё существование человека, весь его смысл сводится лишь к поиску работы….

– Но что поделать, – психиатр пожимает плечами. – В таком мире мы живём!

Я усмехаюсь сухими губами, ощущая кровавые корки, запёкшиеся на них.

– А я не хочу жить в таком мире! Хочу жить в другом! – заявляю я упорно. – Хочу исполнить свою Мечту!

Психиатр хмыкает, продолжая что-то записывать в тетрадку.

– Никто не сможет жить без того, о чём вы сказали, – говорит он, продолжая писать что-то в тетрадку. – Отказавшись от правил, люди поубивают друг друга….

Я отшатываюсь от него, зарываюсь лицом в подушку. Ужасное ощущение охватывает меня, будто бы мою душу вынули из тела и вывозили в грязи… я хочу, чтобы со мной никто не говорил, хочу, чтобы меня оставили в покое… я понимаю, что сделала ужасную глупость… я обнажила душу перед психиатром, показала себя уязвимой, показала то, что нельзя знать

никому. Никому из тех, кто не видел правды мира….

И, как я и не сомневалась, каким бы там психиатром он не был, мне он помочь не смог….

А потом ко мне пришёл священник. Видимо, с ним психиатр уже успел поговорить о моих мыслях. Потому что тот сразу начал мне втолковывать о необходимости послушания, о том, что я должна молиться, о том, что я должна очистить свою душу, поминутно успевая грозить всеми муками ада….

Я лишь всё больше и больше забиралась под одеяло, закрыв голову подушкой. Я ненавидела их всех, я ненавидела себя. Я ненавидела всё….

Наконец, священник оставил меня. Но я не пошевелилась, не двинулась с места.

Я почти физически чувствовала путы Системы. Они исходили ото всех: от священника, от психиатра, от отца, матери, от всей семьи… все они сковывали меня, не давали дышать.

Я ненавидела их всех, а сильнее всего свою семью. Я чувствовала, что всё это из-за них… что это они оковывают мне больше других. Они нашли для меня психиатра и священника, чтобы вновь сделать послушным винтиком Системы. Я же хочу спокойно умереть….

Задыхаясь, я вылезаю из под одеяла и гляжу на свою руку, худую, мёртвую руку. И, чуть отведя от неё глаза, краем взгляда я вижу в ней нож….

Меня словно пронзает электричеством, и я сжимаю кулак. Меня охватывает боль, нечеловеческая боль, такая боль, которую никто не сможет вынести. И я хочу лишь одного – избавится от неё.

Моя семья приковывает меня к Системе. Священник и психиатр приковывают меня к Системе. Значит, я убью их всех.

Правда, мама и близнецы теперь живут у Эрика. Но ничего. Когда-нибудь они вернутся. И я их убью.

А пока убью отца, священника и психиатра….

Я лежу на кровати неподвижным мёртвым телом, с наслаждением представляя нож в своей руке. Представляя, как он перережет горло отцу, матери, близнецам, как их кровь заляпает меня, комнату… как их больше не будет. Больше не будет….

Мне удаётся тайком пробраться в гостиницу и добавить снотворного в кувшин с водой. Теперь уж точно никто не проснётся, когда я буду их убивать….

Меня трясёт от слабости, в ушах звон, перед глазами темнеет. С трудом я вновь добираюсь до своей комнаты и залезаю под одеяло… теперь остаётся только ждать.

Я смотрю в окно, наблюдая как серое небо превращается в чёрное, как зажигаются фонари, слышу, как поворачивается ключ в замке – это отец входит в дом.

Сегодня он особенно поздно… священник и психиатр уже давно спят. Я улыбаюсь измученной, ядовитой улыбкой. Они уже не успеют рассказать отцу обо мне. Надеюсь, отец тоже выпьет воды из чудесного кувшинчика….

Наконец стрелка на моих часах доходит до двух ночи. Отец уже спит, я уверенна… снотворное отлично действует.

Я тяжело поднимаюсь с кровати. Голова кружится, меня ужасно шатает. На секунду я вынуждена сесть на пол. Но потом снова встаю, держась за стены….