Падение во грех

Alainara

Наконец, ледяное оцепенение спало с меня. Тина и Мэрил, которые всё это время не переставали трясти и бить меня, не ожидали этого и резко отшатнулись, когда я вдруг вырвалась и стрелой побежала вниз, по пути толкнув Хану, которая так и робко стояла у входа на крышу.

Я бежала вниз по лестнице, не замечая ничего вокруг. Все мои мысли были заняты лишь одним….

Кэсси… мне надо к ней… надо помочь… оказать первую помощь… надо вызвать скорую… доставить её в больницу… конечно, надо… надо поторопится… а то она умрёт… нет, такого не может быть… такого не бывает…

конечно же, она будет жива… конечно же….

Сбегая по очередному лестничному пролёту я подвернула ногу. Резкая боль пронзила меня. Но я остановилась лишь на секунду, а затем захромала дальше так быстро, как только смогла.

Во дворе уже было полным-полно людей, слышались их испуганные голоса, тихие шепотки… я с силой расталкивала толпу, подбираясь к телу моей подруги… наконец, мне удалось это сделать….

Кэсси лежала на сером, грязном асфальте, её ноги и руки были выгнуты под неестественным углом. На рыжих волосах запеклась кровь, словно солнце умерло на закате. На школьной форме виднелись грязные ржавые пятна. Кожа была бледна, словно мрамор, и рыжие волосы вместе с кровью так неестественно горели вокруг лица….

Всё ещё не понимая, что делаю, я бросилась на колени перед подругой. На бледном мраморе сверкнули синие звёздочки – Кэсси чуть приоткрыла глаза.

Я радостно вздохнула и наклонилась прямо к ней. Если бы я этого не сделала, я бы ни за что не смогла услышать, что тихо шепчут бледные губы:

– Господи, прости Еву за то, что она… убила меня….

После этого синие звёздочки погасли навсегда, оставив лишь белый мрамор. Я выпрямилась, не отрывая глаз от подруги, похожей на изломанную куклу. Я смотрела на это сломанное тело, на кровь, растёкшуюся вокруг головы, и осознание происходящего стало проникать в моё сердце ядовитой змеёй.

«Господи, прости Еву за то, что она… убила меня….»

Слова пронзают меня… я перевожу взгляд на толпу, оглядываю их испуганные и гневные, как мне кажется, лица, слышу их крики… нет… как же так… нет… не может быть…

– Я… – шепчу я тихо, глядя на людей взглядом, полным мольбы. – Как же я… послушайте… я не могла… я никогда… никогда не могла это сделать… я бы не сделала… я… этого же… всего этого… этого же… не может быть… не может быть… ведь так… ведь так… ведь так не бывает!

Мои руки дрожат, дрожат губы, дрожит всё тело. Мне кажется, что всё вокруг сон, что всё это мне только кажется. Что этот мир нереальный. Что всё происходящее – лишь плод моего воображения. Что нет всех этих людей, всех этих школьников, с ненавистью кричащих мне что-то. Что нет мёртвого тела моей подруги, лежащего на асфальте. Всё это неправда… всего этого нет… такого не бывает….

Вдруг я вижу Тину и Мэрил, пробирающихся ко мне через толпу. Лицо Тины бледно от гнева, Мэрил же горит от ярости.

– Убийца! – кричит она и, выставив вперёд кулак с ярко-накрашенными, красными ногтями, ударяет меня по лицу, так что я падаю на асфальт, моё лицо оказывается рядом с мёртвым лицом Кэсси, моя щека и руки испачканы в её крови….

Удар Мэрил словно пробуждает толпу школьников от их оцепенения.

Они кричат что-то с настоящей, самой настоящей ненавистью, набрасываются на меня, бьют, измазывают в крови… а я вдруг начинаю ощущать реальность так остро, так осознанно….

Запах и вкус свернувшейся крови… мёртвое, холодное тело… мои собственные руки, покрытые этой самой кровью… боль от ударов учеников… их крики ненависти… моя собственная кровь….

Всё выливается в дикий, нечленораздельный крик, такой, что вся толпа отшатывается от меня. Но я не прекращаю кричать, поглощённая своим безумием.

Отдалённо, словно из какого-то другого мира, я слышу окрики директрисы, чувствую, как она поднимает меня, куда-то ведёт… но перед моими глазами лишь кровь, кровь, залившая всё вокруг….

Я прихожу в себя уже на стуле в комнате перед кабинетом директрисы, там, где обычно ждут провинившиеся ученики. Я слышу, как она разговаривает по телефону с моим отцом и где-то, в дальнем уголке мозга вспоминаю, что она его давняя знакомая… наверное, поэтому меня и не отправили в тюрьму….

Я обхватываю себя руками, я вижу на них кровь. Перед глазами встаёт начало дня, весёлая, радостная птичка Кэсси обнимающая меня у входа в школу, светлое солнышко, собирающее пожертвования для сирот, милый рыжик, душа всей нашей компании….

Светлый, рыжий ангел, стоящий на крыше и глядящий на меня своими чистыми глазами, полными осознаниями своей правоты и доброты. Мой гнев, мои руки, толкнувшие её в грудь… и мёртвое, бледное лицо в обрамлении крови и рыжих волос….

И вновь я кричу, упав на колени. Мой крик не прекращается долго, пока не переходит в исступление, в слёзы, солёные слёзы, текущие по щекам. Я падаю на пол, скорчиваюсь на нём, как зародыш. Я не плачу, нет, я схожу с ума. Я терзаю свои волосы, покрывая их кровью на моих руках… я царапаю свои щёки, я ненавижу себя… я хочу себя убить… больше всего на свете я хочу себя убить….

В таком состоянии и застали меня Эрик и Хроно, когда, наконец, прибыли в школу по вызову директрисы. Хроно пытался ещё как-то докричаться до меня, но Эрик понял, что в таком состоянии я всё равно ничего не услышу… он принялся поднимать меня с пола, но я вырвалась с криком:

– Пусти меня! Убей меня! Отведи в тюрьму! В тюрьму! Хочу туда! В тюрьму! Хочу умереть! Хочу, чтобы меня казнили!

Эрику и Хроно пришлось почти тащить меня домой. Я же не могла выйти из своей истерики, всё пыталась вырваться, всё просила, чтобы меня отвели в тюрьму или убили….

Когда меня таки довезли до дома, снова до дома родителей, если быть точнее и усадили на диван, я вскочила и бросилась к себе в комнату, заперлась там, схватила тот самый злополучный нож для резки бумаг и принялась резать на себе кожу. Я никому не открывала, и Хроно пришлось ломать дверь. К тому времени я уже успела нанести себе несколько порезов….

У меня забрали нож, вообще убрали из комнаты все предметы, которыми можно было причинить себе вред, и уложили меня в постель. Я съёжилась на ней зародышем, и лежала молча, вновь оцепенев.