Падшая женщина
Шрифт:
– Бабуль, Захаров специально звонил жене водителя, который меня тут повсюду возит. Давид его зовут. Так вот жене Давида Захаров сказал, что дедушка уехал из поселка из-за тебя. Что вы сбежали. Потому что… – Вика не могла повторить бабуле то, что сказал Захаров.
– Потому что я была шлюхой? – бабуля засмеялась. – Господи, ну он совсем не изменился. Как был гадким, мерзким, трусливым и никчемным существом, так и остался. Даже фантазия лучше не стала. Сволочь. Зря я ему тогда голову не разбила!
– Бабуль, я не хотела тебя расстраивать, – сказала Вика, которая чувствовала,
– А нечего было ворошить прошлое. Чего тебе дома не сиделось? – Бабуля, как всегда, неожиданно пришла в раздражение. Перемены настроения у нее случались часто и всегда внезапно. Вика к этому привыкла и не обращала внимания. А вот ее мать так и не могла понять, почему бабуля вдруг бросает трубку и не отвечает на звонки. И сколько бы Вика ни пыталась ей объяснить, что бабуля просто устала, что ей тяжело, больно, и она таким образом бережет нервы, мать так и не могла этого понять. Именно поэтому в последние годы их общение проходило исключительно через Вику. Она, внучка, была тем проводом, по которому доходили их слова друг до друга. И как-то менять эту ситуацию никто не собирался. И бабулю, и ее дочь все устраивало. Ну а Вику, которая разрывалась между ними, никто не спрашивал.
– Бабуль, а почему здесь все такие закрытые? Запуганные, что ли? Слово лишнее боятся сказать, – спросила Вика.
– Потому что есть что скрывать, вот и боятся.
– Но столько лет прошло… Чего сейчас-то?
– Прошло, не прошло, а я помню все, как вчера. И больно мне так же. Время еще никого не вылечило и не примирило – чушь все это. Боль никуда не уходит, и память не притупляется. Наоборот, только обиды и помнишь. Хорошее, счастливые моменты, даже спокойствие не запоминаются, а вот злость, страх, отчаяние, ненависть – они как репейник. Ты его выкорчевываешь, а он только разрастается. И мы еще живы, понимаешь? Мы те же, что были тогда.
– Бабуль, расскажи мне, что тогда случилось.
– Зачем? Ну скажи мне, зачем? Я столько лет забывала, пыталась забыть, а ты хочешь все разворошить, сковырнуть. Как траву старую на могиле.
– Бабуль, только не нервничай, пожалуйста. Если ты не хочешь, я ничего выяснять не буду. Скажи, что мне делать?
– Достопримечательности смотреть.
– Уже посмотрела. Давид, тот водитель, меня сегодня возил.
– Тогда домой возвращайся.
– Хорошо. Только скажи – а та женщина с кладбища, пожилая, Лариса, она кто? Захаров тоже про нее говорил.
– Как она выглядит?
– Не знаю. Обычно. У нее двое внуков. Мальчик и девочка.
– Надо же…
– Ну, она вроде твоя ровесница.
– Моя ровесница? – Бабуля моментально сменила гнев на милость и явно была заинтересована рассказом. – Да она на десять лет моложе!
– Значит, это была другая женщина, – ответила Вика.
– Нет, точно Лариска, больше некому. Цветы на могиле она сажала. И она действительно выглядит как я?
– Бабуль, мне кажется, она знает больше, чем говорит. И в этом она похожа на тебя. Ты тоже ничего мне не хочешь рассказывать. Только не говори, что и у тебя провалы в памяти! Все, я устала от вас от всех. Ты
– Не надо. Я позвоню Лариске. Она уберет. Или уже убрала, когда ты за воротами скрылась. – Бабуля, судя по звукам, прикурила очередную сигарету. – Они теперь будут ждать, что я приеду. Ничего не меняется. Ничегошеньки.
– Бабуль, выходит, ты ее знаешь? Эту женщину? Кто она? – спросила Вика.
Но бабуля уже нажала на отбой, закончив разговор. Вика поднялась в номер и решила принять душ, чтобы хоть немного прийти в себя. Но стоило ей раздеться, как зазвонил стационарный телефон.
– Вас опять мужчина ждет в баре, – сказала регистраторша. Голос у нее был суровым и ревнивым.
– Какой мужчина? – спросила Вика, но регистраторша уже положила трубку.
Вика, совершенно опустошенная, с чувством вины за то, что доставляет регистраторше беспокойство, оделась и спустилась вниз. За столиком сидел Давид и уже привычно смотрел в окно, как будто вся окружающая жизнь его совсем не интересовала.
– Здравствуйте, – Вика села за столик, – это вы меня ждали?
– Кто сказал? – искренне удивился Давид.
– Регистраторша. Она позвонила и сказала, что вы меня ждете.
Давид улыбнулся. Вика уже начала различать оттенки его эмоций. Он умел улыбаться глазами и переживать скулами. А еще у него менялся цвет глаз. Когда они были на кладбище, у Давида глаза были серыми, а сейчас, за столом, казались зелеными. Или все дело было в освещении, удивительном свете, ярком, пронзительном, как софиты. Вика утром накрасила глаза так, как делала это всегда, и вдруг сама себе показалась блеклой, смытой. Свет требовал красок. Вика нарисовала стрелки и накрасила губы. И только тогда «проявилась», как негатив.
– Жена взяла билеты на концерт, – сказал Давид, – хотите пойти?
– Я так понимаю, выбора у меня нет? – улыбнулась Вика.
– Ну, жена сказала, чтобы я вас привез. Вам будет приятно. Это ведь лучше, чем сидеть в номере.
– Ваша жена – мудрая женщина. Скажите, а этого мужчину, Захарова, вы привезли? – вдруг спросила Вика.
– Да, – спокойно ответил Давид.
– Зачем он приехал?
Давид не ответил.
– Он очень нервничал, когда ехал. Я беспокоился. Мужчина пожилой, уважаемый. Я боялся, что с сердцем ему плохо будет, – сказал наконец он, поскольку Вика уперлась в него взглядом и ждала ответа.
– Он спросил, что мне нужно. И не поверил, что я приехала на могилу к деду. Мне он совсем не понравился. Неприятный человек.
– Не слушай, что тебе говорят. Себя слушай. Люди скажут – недорого возьмут. Разговоры – шум это все.
Вика кивнула.
– Мне кажется, они – бабуля, Захаров и даже эта Лариса с кладбища – много лет назад договорились никому ничего не рассказывать, – призналась Вика.
– Поехали на концерт. Наташа ждет. – Давид завел машину.
Концерт проходил в местном культурном центре – огромном здании из стекла, недавно отстроенном. По всем признакам – гордость города. Жена Давида ждала их на входе. Рядом с ней стоял молодой человек – красивый, высокий.