Падшие ангелы
Шрифт:
— Дженни — наше сокровище, — сказала хозяйка, обращаясь к мисс Блэк. Ну, я от этого покраснела, думая, что она поддразнивает меня. Но она вроде была вполне искренна, словно начисто забыла о моем шантаже.
— Я только отнесу вещи к себе в комнату и сразу начну, — сказала я.
— Мы с мисс Блэк замышляем всякие великие дела, правда, Каролина? — сказала хозяйка так, словно и не слышала меня. — Ты нам наверняка сможешь помочь.
— Ох, не знаю, мадам. Может, я лучше принесу вам чаю?
— Скажите, Дженни, — обратилась ко мне мисс Блэк, — что
— Бывало, и с упряжью приходилось иметь дело, — аккуратно сказала я, не зная толком, что ответить.
Мисс Блэк и хозяйка рассмеялись, хоть я ничуть не шутила.
— Нет, я имею в виду право голоса для женщин, — объяснила мисс Блэк.
— Но женщины не голосуют, — сказала я.
— Женщинам не разрешают голосовать, но они должны иметь право голоса — такое же, как и мужчины. Мы за это и боремся, понимаете? Неужели вы не чувствуете, что у вас такие же права, как у вашего отца, брата, мужа, что вы тоже должны выбирать тех, кто правит этой страной?
— Нет у меня никого. — Про сыновей она не сказала.
— Дженни, мы боремся за твое равенство с мужчинами, — сказала хозяйка.
— Это очень любезно с вашей стороны, мадам. Так что вам подать — чай или кофе?
— Пожалуй, кофе. А вы, Каролина?
Они теперь все время вместе, строят заговор против правительства или что-то в этом роде. Я должна радоваться за хозяйку, потому что она теперь, кажется, счастливее, чем прежде. Но я не радуюсь. В ней что-то кажется каким-то не таким, как волчок, который слишком сильно раскрутили, — он вращается, как ему должно, но может в любой момент упасть.
Хотя меня это теперь не очень-то и волнует — у меня другие заботы. В первую субботу, когда я поехала к маме и увидела Джека, то расплакалась. Всего пять дней отсутствия, а он словно чей чужой ребеночек. Во мне еще оставалось немного молока, но он не стал сосать, ему нужна была девчонка, что живет напротив, — она его кормит, потому что своего младенчика потеряла. Я снова расплакалась, увидев, как он сосет ее сиську.
Как я заплачу ей за все эти месяцы — ума не приложу. Жаль, что не подумала об этом, когда выторговывала себе условия работы у хозяйки. Четыре месяца назад она бы мне что угодно дала, но теперь, если у нее попрошу прибавки, она мне прочтет лекцию про женские движения. Одно я твердо усвоила — если хочешь, чтобы шантаж сработал, он должен пугать. А ее, кажется, ничто сейчас не заботит — одни только голоса для женщин.
Вот еще одна забавная вещь — хозяйка такая деловая теперь, словно ничего и не случилось этим летом, но вот только кое-кто этого не забыл. Я выставляла обувку в коридор — всю начищенную и готовую к завтрему, когда под дверь просунули письмо для мистера Коулмана. Я его подняла и посмотрела. Почерк какой-то уж больно смешной, словно школьница писала на раскачивающемся стуле. Я открыла парадную дверь и выглянула наружу. День был туманный, и я лишь с трудом разглядела мисс Лавинию — она бежала прочь и тут же исчезла в тумане.
Я не положила письмо на поднос для хозяина,
— Чего ей еще писать хозяину, если только не скандал какой учинить? — спросила я.
Миссис Бейкер некоторое время рассматривала письмо, потом поднесла к кипящей кастрюле, и на пару оно через минуту открылось. Вот что мне в ней нравится — она решительная, хоть иногда и бывает ужасно противной.
Я читала через ее плечо. Закончив, мы посмотрели друг на друга.
— Откуда ей все это известно? — выразила я вслух свое недоумение и только потом уже сообразила, что миссис Бейкер, возможно, и не знает ничего о хозяйкиных делах.
Но она знала. Миссис Бейкер вовсе не глупа. Она, наверно, сама догадалась.
— Вот глупая девчонка, — сказала она. — Хочет устроить тут бучу. — Она открыла дверку плиты и бросила письмо в огонь.
Я уже сказала — она женщина решительная.
Эдит Коулман
Когда она открыла дверь, мне на мгновение показалось, что я сплю. Но я прекрасно знала, что сна у меня ни в одном глазу, — я не из тех, кто грезит среди бела дня. Конечно, на ее лице была эта ехидная улыбочка, показывающая мне, что она прекрасно понимает, как я удивлена.
— А ты что здесь делаешь? — спросила я. — Где поденщица, которую я наняла? — Я взяла на себя заботы по дому, когда Китти болела, и нанимала поденщиц, пока не нашла настоящую горничную.
— Я здесь снова работаю, мадам, — ответила эта наглая девка.
— Это по какому праву?
— Лучше спросите об этом у моей хозяйки, мадам. Позвольте ваше пальто, мадам?
— Не прикасайся к моему пальто. Иди и жди в кухне. Я сама разденусь.
Я хотела сказать что-нибудь еще, но не стала — говорить мне нужно не с ней. Конечно же, Дженни не работала бы здесь, если бы Китти не приняла ее назад — у меня за спиной и против моих распоряжений.
Я вошла в дневную гостиную без предупреждения. Китти сидела с мисс Блэк, которую я видела мельком как-то раз прежде. В тот раз у меня о ней сложилось не очень хорошее мнение. Она все распространялась о женщинах-суфражистках — предмет, который мне поперек горла.
Теперь они обе встали, а Китти подошла и поцеловала меня.
— Позвольте я возьму ваше пальто, матушка Коулман, — сказала она. — Почему этого не сделала Дженни в прихожей?
— Вот именно это я и хочу с вами обсудить, — ответила я, оставаясь еще на какое-то время в пальто: я не была уверена, что задержусь. К сожалению, Китти была не одна, а мне не хотелось говорить о Дженни в присутствии посторонних.
— Матушка Коулман, вы уже знакомы с Каролиной Блэк, — сказала Китти. — Каролина, вы наверняка помните мою свекровь — миссис Коулман.